Вечер и утро

— Спасибо за твои хлопоты.

— Всегда к твоим услугам, госпожа.

Рагна попрощалась с Хильди и вернулась в дом.

— Уилф, целительница сказала, что тебе можно отобедать в большом зале. Хочешь?

— Конечно! — воскликнул он. — А что, я обедаю где-то еще?

Он не бывал в большой зале почти год, но Рагна не стала его поправлять. Она помогла мужу одеться, взяла его за руку и провела через двор.

Полуденная трапеза была в разгаре. За столом сидели епископ Уинстен и Дренг. При появлении элдормена и его супруги разговоры стихли, все смешки прекратились: люди глазели на вошедших в изумлении — никто не предупреждал о возможном приходе Уилвульфа. Наконец все опомнились и дружно захлопали в ладоши. Уинстен встал, не переставая хлопать, и следом поднялись все остальные.

Уилф счастливо улыбался.

Рагна усадила мужа на привычное место и села рядом. Кто-то налил ему вина. Он одним глотком опорожнил кубок и попросил еще.

Ел Уилвульф от души, хохотал над обычными застольными шуточками и вообще со стороны казался прежним. Рагна знала, что это все видимость, которая раскроется, едва кто-нибудь попробует завести серьезный разговор, поэтому, сама того не замечая, она постоянно порывалась защищать Уилфа. Когда он ляпнул какую-то глупость, она засмеялась, показывая всем, что их господин просто забавляется; когда он стал нести откровенную чушь, она намекнула вслух, что кое-кто слишком много пьет. Поистине поразительно, сколько всякой ерунды можно выдать за пьяное мужское веселье.

К концу обеда Уилвульфа разобрало на похоть. Он просунул руку под стол и погладил бедро жены через шерсть платья, а затем медленно повел пальцы выше.

Вот оно, сказала себе Рагна.

Уже почти год она не обнимала мужчину, однако никакого желания телесной близости у нее не возникло. С другой стороны, если ему приятно, она будет покорной. Такова теперь ее жизнь, нужно к этому привыкать.

Тут в залу вошла Карвен.

Наверное, выскользнула украдкой из-за стола и бегала переодеваться, подумалось Рагне. На Карвен было черное платье, прибавлявшее возраст, и красные туфли, вполне достойные какой-нибудь шлюхи. Еще она умылась и теперь сверкала юношеским здоровьем и пылом.

Она мгновенно поймала взгляд Уилфа.

Тот широко улыбнулся, а затем вдруг наморщил лоб, словно пытался вспомнить, кто она такая.

Стоя в дверном проеме, она улыбнулась в ответ, затем повернулась и легким движением головы позвала его за собой.

Уилф выглядел растерянным. Так и должно быть, подумала Рагна. Он сидит рядом с женой, которая постоянно заботилась о нем последние пять месяцев, неужто он покинет ее ради какой-то рабыни?

Уилф встал.

Рагна в ужасе уставилась на него с открытым ртом, не в силах скрыть свои чувства. Это было уже слишком. «За что мне все это, Боже?» — мысленно простонала она.

— Прошу тебя, сядь, — прошипела она. — Не выставляй себя на посмешище.

Он посмотрел на нее с легким удивлением, затем отвернулся.

— Это было неожиданно, — сказал он, и все засмеялись. — Неожиданно выяснилось, что меня ждут.

«Нет, — подумала Рагна, — этого не может быть».

Увы, все происходило на самом деле. Она отчаянно пыталась сдержать слезы.

— Я вернусь к вам позже, — заявил Уилвульф, делая шаг к выходу.

У двери он остановился и обернулся — ему всегда было свойственно умение приберечь важные слова до нужного мгновения.

— Намного позже, — закончил он.

Мужчины захохотали, и элдормен ушел.

* * *

Уинстен, Дегберт и Дренг тихо покинули Ширинг в темноте, ведя лошадей в поводу, пока не оказались за городом. Лишь несколько доверенных слуг знали, что они уезжают, и Уинстен приложил все усилия к тому, чтобы круг посвященных не вырос. Помимо верховых лошадей, они взяли с собой вьючную лошадь, на которую нагрузили небольшой и увесистый бочонок, мешок с непонятным содержимым, а также еду и питье, но воинов в сопровождение брать не стали. Им предстояло сделать то, что должно было оставаться тайной.

Они принимали меры предосторожности, дабы никто не узнал их по пути. Даже втроем, без охраны, прятаться от случайных любопытных взглядов было непросто. Лысая голова Дегберта бросалась в глаза, у Дренга был запоминающийся пронзительный голос, а Уинстен и вовсе принадлежал к самым известным людям в окрестностях Ширинга и Кума. Поэтому все трое кутались в плотные накидки и скрывали лица, натянув капюшоны, в этом не было ничего необычного, с учетом холодной и сырой февральской погоды. Они деловито спешили мимо других путников, избегая разговоров, которые могли бы их выдать. Вместо того чтобы останавливаться на ночлег в таверне или в монастыре, где пришлось бы открыть лица, они в первый раз заночевали в лесном доме углежогов, людей угрюмых и нелюдимых: это семейство платило Уинстену за право заниматься своим ремеслом.