Вечер и утро

Наконец он решил, что время настало, и поднялся. Взял со стола фонарь, кожаный ремешок и небольшую полотняную сумку, заранее сложенные под рукой.

Уигельм тоже встал и непроизвольно коснулся кинжала с длинным лезвием в ножнах на поясе.

— Не заставляйте Уилфа страдать, хорошо? — попросила Гита.

— Сделаю, что смогу, — коротко ответил Уигельм.

— Он мне не сын, но я любила его отца. Запомните это.

— Мы запомним, мама, — пообещал Уинстен.

Братья вышли из дома.

Вот и все, сказал себе епископ.

Возле дома Уилфа всегда стояли трое телохранителей: один у двери и по одному человеку на углу. Уигельм две ночи подряд наблюдал за ними то через щели в стенах дома Гиты, то снаружи, когда выходил на двор помочиться. Он установил, что обыкновенно все трое большую часть ночи сидят на земле, спиной к стене, и нередко дремлют. А сегодня они и вовсе упились так, что даже не заметят убийц, входящих в дом. Но на всякий случай Уинстен приготовил убедительную байку, чтобы прорваться через охрану.

Байка не понадобилась, но его совершенно обескуражил Берн Великан, стоявший перед дверью Уилфа.

— Доброй ночи, милорд епископ, и тебе, тан Уигельм, — произнес телохранитель со своим чужеземным выговором.

— И тебе доброй ночи. — Уинстен быстро пришел в себя и понял, что приготовленная байка ему все же пригодится: — Мы должны разбудить Уилфа, — сказал он тихо, но отчетливо. — Это срочно. — Он покосился на двух других охранников, которые бессовестно дрыхли: — Идем с нами, ты тоже должен это услышать.

— Слушаюсь, милорд. — Берн выглядел озадаченным, и это было объяснимо: о чем таком братья элдормена могли узнать среди ночи, когда вроде бы никто не появлялся на дворе с какими-либо тревожными вестями? Но, продолжая хмуриться, Берн распахнул дверь: ему поручили охранять Уилвульфа, но воину и в голову не могло прийти, что элдормену грозит опасность со стороны собственных братьев.

Уинстен точно знал, как нужно действовать, чтобы устранить непредвиденную преграду в лице Берна — для него это было очевидно, — но мог лишь гадать, достанет ли сообразительности Уигельму. Будем надеяться, что братец способен думать хоть иногда.

Уинстен тихо вошел в дом. Уилф и Карвен спали вместе на кровати, закутавшись в одеяла. Епископ поставил фонарь на стол, положил рядом полотняную сумку, а кожаный ремешок сжал в руке. Потом повернулся.

Берн притворил дверь. Уигельм было потянулся за кинжалом, но тут Уинстен услышал шум за спиной.

Он обернулся — и увидел, что Карвен открыла глаза.

Тогда епископ взялся за ремешок обеими руками и растянул его в пальцах. Одним движением опустился на колени рядом с рабыней. Та, крутя головой спросонья, села, испуганно встрепенулась и раскрыла рот, собираясь закричать. Уинстен накинул ремешок ей на голову, перетянул открытый рот, будто взнуздывая лошадь, и заставил замолчать. С такой затычкой во рту она могла только шипеть и хрипеть. Он затянул ремень еще сильнее и оглянулся.

Уигельм на его глазах молниеносно перерезал Берну горло своим длинным кинжалом. Молодец, подумал Уинстен. Хлынула кровь, и Уигельм отпрыгнул. Берн повалился навзничь. На полу лежал свежий тростник, и тело убитого воина глухо ударилось о прикрытую стеблями землю.

«Вот и все, — подумал Уинстен, — теперь пути назад нет». Он снова перевел взгляд на кровать. Уилф просыпался. Карвен кряхтела и шипела громче прежнего. Глаза Уилфа широко раскрылись. Даже сейчас, при всех его бедах с головой, он без труда догадался, что, собственно, происходит. Элдормен резко сел и потянулся за ножом, лежавшим возле кровати.

Но Уигельм оказался быстрее. Он добрался до кровати в два шага и упал на Уилфа в тот самый миг, когда пальцы элдормена сомкнулись на рукояти ножа. Замахнулся и стремительно опустил кинжал, однако Уилвульф исхитрился вскинуть левую руку и отразить этот удар. Затем ударил сам, и настал черед Уигельма уворачиваться.

Внезапно вмешалась Карвен, помешав Уигельму закончить дело. По всей видимости, Уинстен слишком поторопился, решив, что она надежно обезврежена. Застав епископа врасплох, девушка, с ремнем на губах, набросилась на Уигельма, пытаясь расцарапать ему лицо. Уинстену потребовалось мгновение, чтобы дернуть за ремень. Карвен рвануло назад, и епископ тут же придавил ее к полу обоими коленями. Удерживая ремень правой рукой, он вытащил левой из ножен свой кинжал.

Уилф и Уигельм продолжали кататься по кровати, и никто из них, похоже, не мог нанести решающий удар. Уинстен заметил, что Уилф явно хочет позвать на помощь. Это было недопустимо, весь расчет строился на том, что убийство произойдет в тишине. Епископ подался вперед и, едва Уилф разинул рот для крика, вогнал кинжал ему в зубы, налегая на рукоять всей силой, которую только мог отыскать в левой руке.

Крик оборвался, так и не успев прозвучать.

Уинстена охватил ужас, и он застыл, словно в столбняке. Увидел жуткий страх смерти в глазах Уилфа и выдернул кинжал из горла брата, будто извиняясь за содеянное.