Вечер и утро

Эдгар все еще вспоминал последний приезд Рагны в Дренгс-Ферри. «Иногда быть любимым — это утешение», — сказала она тогда, и не приходилось сомневаться, что она говорила о нем и его любви к ней. Она позволила взять себя за руку, а потом спросила: «Догадаются ли люди, чем мы тут занимаемся?», он еще задумался, чем таким особенным они занимались…

В общем, она знала, что он ее любит, и была этому рада, когда они держались за руки, то явно делали что-то такое, о чем не следовало знать окружающим.

Но что в итоге-то получается? Неужели она готова ответить на его любовь? В это просто невозможно было поверить, но как иначе, скажите на милость, понимать ее слова и действия? Если коротко, он продолжал терзаться сомнениями, но на душе у него было легко и светло.

Монастырь в Куме сделал большой заказ, у монахов имелось королевское разрешение насыпать вокруг города земляной вал и возвести каменную сторожевую башню-барбикан. Теперь уже не нужно было корячиться, таская камни к реке за полмили от каменоломни: всего-то и требовалось, что перенести их на несколько ярдов, к началу канала.

Плот стоял почти полностью загруженный. Эдгар складывал увесистые камни по одному, рядом друг с другом, чтобы ровнее распределить их вес и обеспечить устойчивость суденышка. Необходимо соблюдать осторожность и не перегрузить плот, иначе тот утонет.

Он добавил последний камень и уже собрался отплывать, когда уловил в отдалении топот копыт, быстрый и резкий, как барабанная дробь. Эдгар бросил взгляд на северную окраину деревни и увидел клубы пыли над сухой — дождей не было давненько — дорогой.

Он поневоле насторожился: обычно появление многочисленных верховых не сулило ничего хорошего. Поразмыслив, Эдгар повесил на пояс свой молоток с железной насадкой, запер дверь дома и быстрым шагом направился к деревне. Габ с сыновьями последовал за ним.

Многие деревенские, трудившиеся в полях, поступили так же — побросали прополку и вернулись в деревню. Те, кто оставался в домах, не преминули выйти наружу. Эдгар разделял их любопытство, но решил на всякий случай проявить осмотрительность: у местной церкви он нырнул в проулок между двумя домами и дальше двинулся украдкой, пробираясь по задним дворам, между курятниками, яблонями и навозными кучами, и старательно прислушиваясь.

Стук копыт неумолимо нарастал, затем резко оборвался, и зазвучали мужские голоса, громкие и властные. Эдгар огляделся в поисках лучшего места для обзора. Можно забраться на какую-нибудь крышу, но тогда его наверняка заметят. А вот крепкий дуб позади таверны вполне подойдет. Он вскарабкался по стволу до нижних веток и полез выше, в гущу листвы, подыскивая местечко поудобнее, откуда все будет видно.

Гости собрались на лужайке между таверной и церковью. Никаких доспехов — по всей видимости, они считали, что им нечего бояться крестьян, — зато все вооружены копьями и кинжалами и на вид готовы к насилию. Большинство спешилось, а один до сих пор сидел в седле, Эдгар узнал Гарульфа, сына Уилвульфа. Чужаки принялись сгонять деревенских на лужайку — впрочем, их усердие было излишним, поскольку люди и так норовили подойти ближе, желая выяснить, что происходит. Седовласый староста Серик обратился сначала к Гарульфу, потом к его спутникам, но ответа, похоже, не удостоился. Бритоголовый священник Драка расталкивал зевак, протискиваясь вперед, выглядел он напуганным.

Гарульф привстал в стременах, и стоящий рядом воин крикнул:

— Замолчали все!

Эдгар узнал Стигги, дружка Гарульфа.

Тех немногих, кто не внял распоряжению, вразумили ударами дубинок по головам, и люди притихли.

Гарульф произнес:

— Мой отец, элдормен Уилвульф, мертв.

Люди невольно отступили на шаг-другой от потрясения.

«Мертв? — неверяще переспросил себя Эдгар. — Как же это вышло?»

— Он умер позапрошлой ночью, — добавил Гарульф.

Значит, Рагна овдовела… Внезапно Эдгару стало жарко, затем его пробрал холод, а сердце в груди застучало громче обычного.

«Да уймись ты, — прикрикнул он на себя, — чего ты так всполошился-то? Она по-прежнему знатная дама, а я по-прежнему простолюдин-строитель. Высокородные вдовы выходят замуж за знатных вдовцов. Они никогда не выбирают ремесленников, будь те лучшими на свете мастерами».

Все же сердце не унималось.

Серик задал тот же вопрос, который мучил Эдгара:

— Как умер элдормен?

Гарульф словно не услышал:

— Теперь элдорменом будет Уигельм, брат Уилвульфа.

— Как же так? — вскричал Серик. — Король не мог утвердить его настолько быстро!

— По воле элдормена Уигельма я принимаю владение над долиной Оутен. — Гарульф продолжал не замечать старосту, который, вообще-то, говорил от имени жителей деревни, и местные недовольно зароптали.

— Уигельм не может этого сделать, — возразил Серик. — Долина Оутен принадлежит даме Рагне.

— А еще у вас новый староста, — закончил Гарульф. — Это Дудда.

Дудда был вором и мошенником, все это знали. Послышались возмущенные возгласы.

Эдгар сообразил, что власть в округе поменялась. Что ему теперь делать?

Серик повернулся спиной к Гарульфу и Стигги, тем самым выказывая полное неуважение, и обратился к местным.