Вечер и утро

Шум отвлек Олдреда от работы: приор трудился в новом каменном здании монастыря, где размещались школа, библиотека и скрипторий. Положив лист пергамента на доску на коленях, он старательно переписывал Евангелие от Матфея островным минускульным письмом[51], которым пользовались англосаксы. Свои труды приор сопровождал молитвой, ибо занимался богоугодным делом. Переписывание отрывка из Библии преследовало двойную цель: создавалась новая книга и одновременно появлялся отличный повод поразмыслить над словами Священного Писания.

У Олдреда было правило — мирские происшествия не должны отрывать монахов от духовных исканий. Однако сейчас он прервался — из уважения к королю. Закрыл Евангелие от Матфея, вставил пробку в чернильницу из рога, промыл перо в миске с чистой водой, подул на пергамент, чтобы высушить чернила, а затем сложил все обратно в сундук, где хранились такие вот дорогостоящие изделия. Все это он проделал неспешно, с достоинством, но сердце в груди бешено колотилось.

Король прибыл! Этельред сулил надежду на восстановление справедливости. В Ширинге властвовала тирания, и лишь Этельред мог исправить это положение.

Олдред никогда раньше не видел короля. Его прозвали Неразумным, люди болтали, что он слишком мягкосердечен и склонен следовать дурным советам. Олдред не знал, верить молве или нет. Утверждать, будто король поступает опрометчиво, обычно означало нападать на монарха без видимой причины.

Как бы то ни было, Олдред не считал решения Этельреда, принятые у власти, такими уж скверными. Королем он стал в двенадцать лет, а правил уже двадцать пять лет — что само по себе было достижением. Правда, ему до сих пор не удалось усмирить викингов, которые продолжали донимать англосаксов своими набегами, но, с другой стороны, викинги бесчинствовали в Англии двести с лишним лет[52], и ни один местный король пока не отыскал на них управу.

«Вряд ли Этельред, конечно, едет вместе с войском, — сказал себе приор. — У него полным-полно забот, наверное, он присоединится к воинам позже. Короли ведь не властны распоряжаться собственными передвижениями. Ну а вдруг?..»

К тому времени, как Олдред вышел из монастыря, на дальнем берегу реки уже появились первые воины. Большинство составляли шумные молодые мужчины с самодельным оружием — в основном с копьями, редкими молотами, топорами и луками. Кое-где мелькали седые бороды, виднелись и женские фигуры.

Олдред спустился к берегу. Дренг стоял у воды и брюзгливо смотрел на реку и незваных гостей.

Блод вывела паром. Несколько человек, наиболее нетерпеливых, переплыли реку сами, но большинство все-таки плавать не умело, сам Олдред, к слову, так и не удосужился научиться. Один воин загнал в воду лошадь и вцепился в седло. Впрочем, среди животных преобладали сильно нагруженные вьючные лошади, едва ли способные плыть. А на берегу между тем скапливалось все больше людей, и Олдред поневоле задумался над тем, сколько времени понадобится, чтобы переправить все войско.

Будь тут Эдгар со своим плотом, переправу удалось бы ускорить вдвое, но мастер отправился в Кум — помогать монахам возводить городские стены. Вообще Эдгар хватался за любой предлог, чтобы покинуть Дренгс-Ферри и продолжить поиски Рагны. Он был из тех, кто никогда не сдается.

Блод причалила к противоположному берегу и явно назвала воинам стоимость переправы. Те, не слушая, полезли в лодку — полтора десятка, два, два с половиной… Они не имели ни малейшего понятия о том, скольких человек способен вместить паром. Олдред видел, как Блод яростно заспорила, несколько воинов в итоге неохотно вылезли обратно. Когда на борту осталось полтора десятка человек, она оттолкнула паром от берега.

Лодка медленно пересекла реку, и Дренг крикнул:

— Где деньги?

— Говорят, что у них нет денег, — отозвалась Блод.

Воины высаживались, отпихивая рабыню.

— Тебе не следовало их везти, раз они не платят, — проворчал Дренг.

Блод уставилась на хозяина с презрением во взгляде:

— Иди торгуйся сам, глядишь, у тебя получится.

Один из воинов прислушался к перепалке. Человек в годах, вооруженный добротным мечом, он, по всей видимости, был кем-то вроде младшего командира.

— Король не платит, — сказал он Дренгу. — И тебе лучше бы переправить остальных, не то мы сожжем эту деревню.

Олдред поспешил вмешаться:

— Послушай, в насилии нет нужды. Я Олдред, настоятель здешнего монастыря.

— Я Кенрик, старшина воинства.

— Сколько человек в вашем войске, Кенрик?

— Около двух тысяч. А что?

— Эта рабыня в одиночку не сможет переправить их всех быстро. Переправа займет сутки или двое. Почему бы вам самим не справиться?

Дренг набычился:

— А твое какое дело, Олдред? Это не твоя лодка!

— Замолчи, Дренг, — отмахнулся приор.

— Что? Да кем ты себя возомнил?

— Заткнись, олух, — велел Кенрик, — не то я отрежу тебе язык и запихну в глотку.

Дренг открыл было рот, чтобы ответить, но затем как будто понял, что Кенрик не из тех, кто бросается пустыми угрозами. Спохватившись, он плотно сжал губы.