Вечер и утро

— Ты прав, приор, это единственный выход, — продолжал Кенрик. — Порешим так: последний из тех, кто на борту, отгоняет лодку на другой берег. Я побуду здесь и прослежу, чтобы все шло гладко.

Дренг оглянулся через плечо и увидел, что несколько воинов направляются к таверне.

— Уж за эль-то всяко заплатить придется! — промямлил он.

— Так ступай и начинай наливать, — ответил Кенрик. — Мы всем скажем, что даром тут не отпускают. — Воин язвительно усмехнулся: — Ты так подсобил с паромом, как тебя не уважить.

Дренг поспешил внутрь, а Кенрик повернулся к Блод:

— Плыви к моим людям, рабыня, потом мы без тебя обойдемся.

Блод кивнула и повела паром к дальнему берегу.

Кенрик сказал Олдреду:

— Нам понадобится вся еда и питье, которую монахи смогут продать.

— Я проверю, чем мы можем поделиться.

Кенрик покачал головой:

— Мы заберем все, поделитесь вы или нет, отец настоятель. — Его тон не подразумевал возражений: — Ответ «нет» не принимается.

Наверняка покупать они будут по той цене, которую сами назовут, и поди с ними поторгуйся.

Олдред задал вопрос, который вертелся у него на языке на протяжении всего разговора:

— Король Этельред с вами?

— А то! Он едет со знатными и скоро будет здесь.

— Тогда я лучше приготовлю ему угощение в монастыре.

Олдред покинул берег реки и поднялся по склону к дому Букки-рыбника, где забрал весь свежий улов, пообещав расплатиться позже. Букка с радостью согласился, явно опасаясь того, что, если он заупрямится, королевские воины попросту все у него отнимут.

Затем Олдред вернулся в монастырь и велел заняться приготовлением еды. Особо отметил, что любому воину, который станет требовать припасов, нужно отвечать, что в монастыре все предназначено для короля. Братья споро соорудили стол из досок и принялись ставить вино и хлеб, орехи и засушенные плоды.

Приор открыл запертый на замок ларец, достал оттуда серебряный крест на кожаном ремешке, накинул себе на шею и снова запер ларец. Крест давал знать, что его носитель — старший над братией.

Что сказать королю? После многих лет, проведенных в ожидании того, когда Этельред прибудет и наведет порядок в отпавшем от власти Ширинге, Олдред вдруг осознал, что совершенно не знает, какими словами излагать свое дело. Проступки Уилвульфа, злодеяния Уинстена и Уигельма были многочисленными, но за каждым стояла отдельная история, и далеко не все из них легко поддавались доказательству. Возможно, стоит показать королю копию завещания Уилвульфа, но это будет всего-навсего часть целого, да и король может оскорбиться, узрев документ, который он не утверждал. Олдред вздохнул. Нужна неделя, чтобы все внятно записать, но кто готов поручиться, что король захочет читать? Среди знати многие были грамотными, но чтение отнюдь не являлось их излюбленным занятием.

С реки донесся шум. Должно быть, показался король. Олдред спешно выскочил наружу и побежал к берегу.

Паром приближался. На шест налегал какой-то воин, а на борту, кроме него, находился один-единственный человек. Этот мужчина стоял в передней части парома, держа под уздцы лошадь. Узорчатая красная рубаха с позолотой, сверху синий плащ, отделанный шелковой лентой, на ногах узкие полотняные штаны, перетянутые кожаными ремешками и заправленные в сапоги мягкой кожи. С желтого шелкового пояса свисал длинный меч в ножнах. Это, несомненно, был король.

Этельред не смотрел в сторону деревни. Повернув голову влево, он изучал обгорелые останки моста, почерневшие балки которого до сих пор уродовали берег.

Паром причалил, и Этельред свел лошадь на сушу. Стало заметно, что король в ярости.

Определив по кресту, что Олдред наделен какой-то властью, Этельред проронил:

— Я ожидал найти здесь целый мост!

«Это объясняет, почему он повел войско нашей дорогой», — подумал Олдред.

— Что, черт возьми, случилось? — Король сурово, с обвинением во взоре, оглядел приора.

— Мост сожгли, милорд король, — объяснил Олдред.

Этельред проницательно сузил глаза:

— Ты не сказал, что он сгорел, ты сказал, что его сожгли. Кто?

— Мы не знаем.

— Но подозреваете, верно?

Олдред пожал плечами. Было глупо выдвигать необоснованные обвинения, особенно перед королем.

— Я сразу заподозрил паромщика. Как его зовут?

— Дренг.

— Ну конечно.

— Его двоюродный брат, епископ Уинстен, поклялся, что Дренг был в Ширинге в ночь, когда сгорел мост.

— Понятно.

— Прошу пройти в наш скромный монастырь и отведать местных яств, милорд.

Этельред бросил лошадь на берегу и двинулся вверх по склону рядом с Олдредом.

— Сколько времени понадобится моему войску на переправу через эту треклятую реку?

— Думаю, двое суток.

— Черт побери!

Они вошли внутрь, и Этельред с некоторым удивлением огляделся:

— Ты сказал «скромный», и все именно так и есть.

Олдред налил вина. Особого кресла для знати в монастыре не было, однако король, не чинясь, присел на скамью. Наверное, в походных условиях даже король не может быть чересчур привередливым. Тайком поглядывая на монарха, Олдред прикинул, что тот, пускай ему еще нет и сорока лет, выглядит на все пятьдесят.