Вечное возвращение. Книга 2

Уездная русская зима то с невыразимой прелестью сверкала розовой лазурью инея, то дико и страшно гудела метелями, сплошь засыпавшими город остро душистым, лебяжье-ласковым снегом. После метелей наступало, обычно, затишье, – мглистые, безветренные дни с мутно-сиреневым небом, – но, чаще, по утрам поднималось огромное, алмазно играющее ледяными перстнями, солнце, и на каланче ало выбрасывался сторожевой флаг, знак арктического мороза. На городских улицах целыми днями горели, смолисто трещали костры, у которых грелись, порывисто вздрагивая, тающе-плюшевые, – от огня и мороза, – извозчичьи лошади, а по вечерам долго и ярко краснел в просветах траурно-соснового кладбищенского сада крепкий, погожий, чистый закат.

По вечерам мороз усиливался, огни фонарей, старинных, уездных, тонули в прозрачном и тонком дыму, звучно, с сахарной ломкостью, вызванивал снег под ногами прохожих, – и особенно крупными, особенно великолепными казались мохнато-лучистые, как бы опушенные инеем звезды. По вечерам мягко, с убаюкивающим теплом вспыхивали за тюлевым морозом окон уютные огоньки, – там, за окнами, в тихих купеческих домах, были жарко натоплены лунно-голубые изразцовые лежанки, и рассыпчато шумели тяжкие серебряные самовары. Хозяева, бородатые, апостольски-расчесанные купцы в малиновых рубахах и тонких «чесаных» валенках, подолгу отдыхали в глубоких бархатных креслах, крытых вышитыми полотняными чехлами, подолгу, с удовольствием, пили крепкий, ароматно-золотистый чай из огромных «семейных» бокалов, расписанных елочками и васильками. Иные, после чая, садились за «работу» – пересчитывали пахнущие нафталином, перевязанные иерусалимским пояском, тысячи и сотни, вынимая их из тяжелых дубовых шкафов и из кованых сундуков «с музыкой», – другие мирно играли в карты, в «Наполеона» и в «Рамс», или, надев старомодные пастырские очки, читали «Русское Слово», с младенческой заботливостью водя пальцем по строчкам свежей, еще морозно-сырой газеты.

Спали они на дедовских дубовых кроватях, осененных в изголовьи древней суздальской иконой, на пушистых забвенных пуховиках, на ласкающих подушках из тугого, но мягкого гусиного пуха. Просыпаясь ночью, слышали ружейные удары мороза под окнами, с наслаждением чувствовали тянущее от лежанки тепло, а вставали на рассвете, на солнечном восходе… шли на базар в румяном, пересекающем дыханье тумане и, проходя мимо соборной церкви, степенно снимали медвежий «малахай», истово благодаря бога за новый сияющий день…

Над базарной площадью густо голубело небо, нарядно кружевели ватные хлопья инея на телефонных проводах, по-зимнему бодро ворковали где-то голуби, зябко прыгали по снегу танцующие снегири, – крошечные птички в палевых шапочках, – и бодро, звучно хлопали песочными голицами веселые мужики в оранжевых овчинных тулупах.

Зимой, около николина дня, в городе была ярмарка, шумная и веселая «широкая суббота». На площади кочевнически-привольно раскидывались крестьянские воза, легко и просторно воздвигались веселые походные палатки. В палатках торговали сластями, алебастрово-крепкими пряниками и шоколадно сладкими печатными коврижками, на возах – звенящими расписными горшками, мороженой рыбой: приятными галичскими «вандышами», огромными лещами и битой птицей: пятнисто-снежными, агатовыми косачами и бледно-розовеющими, хохлатыми рябчиками. Много было на ярмарке и пестрых деревянных игрушек, – огненных петушков, глиняных свистушек, тонко распевающих детских гармошек с радужными мехами, – много висло вокруг и страшных, кораллово-пепельных свиных туш и ощипанных, нежно-курчавых, сальных гусей с длинными костяными лапками и тонкими, стрельчатыми хвостами.

Среди возов степенно, с улыбкой и шутками, двигались мужики в праздничных полушубках, весело переговаривались бабы в узорных «дипломатах», и порывисто смеялись, взявшись под руки, румяные, чернобровые девицы, кокетливо и низко повязанные пуховыми шалями. Отдельно, в стороне, тянулись повозки с чернильно-мутными и светлыми, русыми валенками, – хитрые и ловкие мужики, стоящие на возах, деревянно постукивали валенками, подмигивали, приговаривали скороговоркой:

– Валеночки наши – ппервый сорт!..