Величайшее благо

Гай не желал обсуждать эту тему. Гарриет восхитилась его способностью игнорировать новости. Сама она предпочитала смотреть в лицо своей тревоге, считая, что иначе та подчинит ее. Возможно, Гай не желал думать о том, чему не мог противостоять. Видимо, надо было радоваться, что у него есть прибежище в виде спектакля.

Ее раздосадовало то, что Якимов и Софи, желая подыграть ему, также выказывали полнейшую незаинтересованность. Их не тревожили последствия вторжения — они были заняты куда более важными вопросами. Особенно раздражала ее Софи, которая на самом деле, как всякая румынка, была подвержена паническим настроениям.

— Пойдемте пропустим по стаканчику, — сказал Гай.

Когда они вышли из темного здания университета на залитую солнцем площадь, он воскликнул:

— Разве не чудесно!

Софи фыркнула:

— Как глупо ведут себя англичане под солнцем! Поднимают лица и начинают: солнце, солнце! — Она скорчила глупую мину. — Нам оно надоедает!

Гарриет спросила, нравится ли ей роль Крессиды. Ответом было лишь движение плеч и недовольно скривленные губы. Возможно ли, что она была недовольна появлением Гарриет, несмотря на то что обошла ее на сцене? Неужели она воображала, что, заместив Гарриет в театре, она может заместить ее и в жизни! Смехотворное поведение, подумала Гарриет.

Когда Гай собрался перейти улицу, Софи остановилась и спросила, куда они идут.

— В «Две розы», — ответил он.

— Я туда не хочу, — сказала она раздраженно. — Там такие толпы.

— Тогда увидимся позже, — сказал Гай.

Когда Софи удалилась с сердитым видом, Гарриет заметила:

— Если ты не будешь возиться со своей примадонной, то потеряешь ее.

— Не думаю, — спокойно ответил Гай. — Она слишком довольна собой.

В кафе он сказал, что хочет послушать несколько сцен в исполнении Якимова. Они прочли три сцены, в перерывах между которыми Гай заказывал Якимову по стаканчику ţuică. В конце Якимов встревоженно спросил:

— Ну как?

— Великолепно, — ответил Гай так искренне, что Якимов порозовел.

— Дорогой мой! — выдохнул он благодарно и на мгновение сделался похожим на ребенка, вдруг осознавшего, что он что-то умеет.

Гарриет заметила в нем перемену — небольшую, но радикальную. Гай пробудил в нем стремление к превосходству.

— В вас есть задатки большого актера, — сказал Гай.

— Правда? — ответил Якимов скромно, но протестовать не стал. Он смотрел на Гая благодарно и восхищенно.

— Но вы должны выучить свою роль.

— Обязательно, дорогой мой. Обязательно!

На глазах Гарриет этот человек, так долго пребывавший в состоянии облака, вдруг начал обретать форму.

23

Через неделю после вторжения Германии в Данию и Норвегию Инчкейп вывесил в окне Британского бюро пропаганды карту Скандинавских стран, на которой потеря немецких эсминцев при Нарвике была скромно помечена синим. Высадка британских войск в Намсусе и Ондалснесе пришлась как нельзя вовремя.

В окне напротив красные стрелки продвигались вглубь Норвегии. В один день страны-союзники объявляли о наступлении, в другой Германия сообщала, что они отступили. Это всего лишь стратегическое отступление, замечала Британская служба новостей. Немцы, продвигаясь по долине Гудбраннсдален, заявляли, что уже воссоединились со своими войсками в Тронхейме. Британцы признали, что совершили кратковременное отступление.

Каждое утро прохожие, привлеченные этими отдаленными военными происшествиями, переходили улицу, чтобы сравнить окна, но внимание толпы удерживали угрожающие красные стрелки. Пробританская пресса предрекала скорую контратаку, которая покончит с Германией раз и навсегда. Но немецкие войска тем временем вошли в Ондалснес. Четыре тысячи норвежцев сдались; политики сбежали; союзные войска отступили к морю. Внезапно немцы одержали победу.

Карта с красными стрелками исчезла. Окно оставалось пустым. Никто не был удивлен. В конце концов, это не было началом: казалось, что события зашли в тупик. Публика ожидала чего-нибудь более впечатляющего.

В начале мая Гарриет пришлось заняться подготовкой костюмов. Инчкейп написал в Лондон и получил небольшой грант на постановку. Бóльшая часть денег ушла на оплату самого театра и его сотрудников. Остаток можно было потратить на костюмы. Гарриет воображала роскошные наряды, которые видела в лондонских постановках Шекспира. На те деньги, которые она получила, можно было нарядить труппу разве что в дерюгу.

Узнав, что костюмы можно взять напрокат в театре, они с Беллой отправились посмотреть на наряды, сшитые для постановки «Антония и Клеопатры» десять лет назад. С тех пор ими пользовались при каждом случае, и они превратились в тряпье, к тому же невероятно уродливое.

— Да и грязное, — заметила Белла после тщательного осмотра и с отвращением пошевелила пальцами. — Можете вообразить Елену в этом бархате цвета зеленого горошка?

Гарриет, с самого начала не желавшая заниматься костюмами, пала духом, словно ребенок, которому досталась непосильная для его возраста задача, и отправилась к Гаю, надеясь сложить с себя эту обязанность. Будучи профессионалом в делегировании, Гай просто рассмеялся.