Кроме того, ему удавалось отложить немного денег во время походов в рестораны с Принглами. Гай щедро давал на чай, что Якимову казалось проявлением дурновкусия. Он всегда оставлял на столе пригоршню монет, и Якимов, учтиво пропуская его вперед, украдкой прятал их в свой карман.
Гай был до неприличия беспечен с деньгами. Как-то раз, когда они репетировали вдвоем, Якимов увидел, как Гай, доставая из кармана платок, выронил две банкноты в тысячу леев. Незаметно спрятав их, Якимов придумал какой-то предлог и отправился пообедать в «Чину», где вкусил на террасе долгожданной спаржи и послушал оркестр, который расположился на изящной платформе, отделанной в китайском духе, под цветущей канарской лозой.
В эти дни он вновь испытывал знакомое ему по жизни с Долли ощущение безопасности. Если он не знал, когда в следующий раз сможет поесть, то голод не давал ему ни о чем думать. Теперь же, лежа в постели, он размышлял о том, как нуждается в заботе и защите, и зачастую ронял слезу — сладкую слезу изобилия. В Гае он нашел своего покровителя. Более того, в отличие от Долли, Гай дал ему уверенность в том, что он заслужил свой хлеб. Он не просто обрел дом: его положение в стране также упрочилось. Миссия была на его стороне. Он трудился на благо Британии. Если бы его permis de séjour[66]
отменили, Фокси или Фицсимон позаботились бы о его продлении. Кроме того, он вновь стал личностью, как в былые времена.Он принимал восхваления скромно. Когда Фокси Леверетт сказал: «Да вы просто чудо, как вам это удается?», когда пышногрудые студентки окружали его с возгласами: «Князь Якимов, вы гений, расскажите нам свой секрет!» — он качал головой, улыбался и говорил:
— Не знаю.
И это была чистая правда.
С начала семестра младшие студенты остались на попечении английских учителей; старшие были заняты в пьесе. Только у нескольких были роли со словами; остальные играли солдат и свиту, но их вызывали на все репетиции, чтобы они тренировали произношение и знакомились с пьесой. Гай часто читал им небольшие лекции и пояснял сложные отрывки. Они стали постоянными участниками постановки, и Якимов был их идолом.
Его успех в роли Пандара удивлял его меньше, чем окружающих. Он всегда верил, что если по-настоящему приложит к чему-то усилия, то добьется впечатляющих результатов. В школе он играл роль классного шута, и один из учителей сказал:
— Якимов такой дурачок, что, верно, будет гением.
А Долли часто повторяла, что Яки не так прост, как кажется.
Он всегда полагал, что успех требует труда, а он терпеть не мог трудиться. Его поразила легкость собственного триумфа. Гай всего лишь подтолкнул его, и он без труда пришел к цели. Эта победа заворожила и в то же время успокоила его. Он знал, что эта пьеса приведет к чему-то большему. Она обеспечит его на весь остаток жизни.
Если бы его спросили, к чему именно должно привести его участие в спектакле, он бы тут же вспомнил ту пору, когда служил военным корреспондентам. Он тосковал по значимости этой роли и сопутствующим ей привилегиям, а главным образом по открытому кредиту на служебные расходы, который позволил бы ему вновь не ограничивать себя в еде и питье. Возможно, кто-нибудь пригласит его стать военным корреспондентом!
Пока же он кротко стоял рядом с Гаем и принимал угощения от поклонников, бормоча слова благодарности. Гай был центром общества. Гай взял слово. «Этот мальчик любит быть в центре внимания», — сказал себе Якимов, и в этом наблюдении не было никакого укора. Не более, чем в замечании, некогда высказанном им в адрес Долли: «Моя старушка любит поступать по-своему». Он просто предостерегал самого себя, так как желал сохранить свое место. По той же причине он совершенно серьезно называл Гая «импресарио», желая польстить ему употреблением такого экзотического слова.
Компания обычно выпивала в «Двух розах». Гай почему-то не желал ходить в Английский бар, который нравился Якимову куда больше. Единственным преимуществом «Двух роз» было то, что выпивка там стоила дешевле, а если за нее платил кто-то другой, то это преимущество ничего не значило.
Накануне немецкого вторжения Якимов обзавелся небольшой суммой и заглянул в Английский бар, чтобы продемонстрировать свою востребованность и занятость Хаджимоскосу, Хорвату и Чичи Палу. Троица засвидетельствовала его появление скупыми кивками. У него как раз хватало на то, чтобы угостить всех țuică, тем самым добившись, чтобы они изобразили вежливость.
— А где же вы были всё это время, дорогой князь? — спросил его Хаджимоскос.
— Я играю в спектакле, — самодовольно ответил Якимов.
— В
— Разумеется, нет. — Якимов был шокирован таким вопросом. — Это любительская постановка. В ней играют несколько важных сотрудников Британской миссии.