В 1946 году польский психолог Соломон Аш изучал эффект «определенных» черт характера человека, таких как «теплый» и «холодный» или «благородный» и «неблагородный» – характеристик столь сильных, что они полностью определяют, как мы воспринимаем других. Там было и несколько более сильных определений, чем «сумасшедший» или «безумный». В другом, более позднем эксперименте два психолога включали записанный разговор мужчины и врача. Одним говорили, что первый искал работу, а другим – что это душевнобольной. Те, кто думал, что слушают человека, находящегося в поисках работы, высоко оценили его словами «реалист», «уверенный», «довольно искренний, мотивированный, симпатичный», «с приятной и легкой манерой разговора», «ответственный». Те же, кто считал его душевнобольным, использовали такие слова, как «напряженный, колючий»; «подавляет гомосексуальность»; «зависимый, пассивно-агрессивный»; «испуганный»; «весьма враждебен». Если однажды на вас навесили ярлыки
Насколько характеристики Розенхана вроде «сдержанной речи» и «мании преследования» зависели от ожидания, как психически больной
Это был типичный результат «медицинского взгляда», дегуманизации пациентов, впервые описанной Мишелем Фуко в книге 1963 года
Помимо предполагаемых проблем с речью, доктор обнаружил, что Розенхан, напротив, вполне разумный человек, который хорошо ориентируется в пространстве и времени. Он мог назвать последовательность из восьми цифр в любом порядке и мог последовательно отнять 7 от 100. Когда врач попросил объяснить несколько пословиц, тот его сильно впечатлил: на пословицу «Усопшему мир, а лекарю пир» Розенхан практически не задумываясь ответил: «Хорошо для одного, плохо для другого»; на пословицу «Худая заплатка лучше хорошей дырки» прозвучало: «Простая профилактика лучше любого лечения». Туше! Затем «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь». В толковании Розенхана: «Не пытайся предвосхитить ситуацию». Как раз к месту.
И все же доктор заключил, что Розенхан страдает шизофренией. На этот раз диагноз ограничился «остаточным типом»; то есть признаки шизофрении проявлялись ранее, психозы остались в прошлом. Этот диагноз отличался от того, который был поставлен при поступлении в больницу всего днем раньше: шизофрения шизоаффективного типа. Погруженные в психоаналитическую традицию психиатры отмахиваются от этих различий как несущественных – хоть розой назови, хоть нет.
Одежда Розенхана, которую он теперь носил круглосуточно, пропахла больницей. И ничто так не огорчало его, как это унижение. Он хотел получить свои вещи, но каждый раз, когда просил вернуть сумку, которую изъяли при поступлении, ему отказывали. Это превратилось в одержимость. Он заметил, что постоянно бормочет под нос о своей утраченной одежде.
– Мою одежду уже принесли? – спрашивает он санитара.
– Какую одежду?
Розенхан вздыхает.
– Я приехал в больницу со своей одеждой, и ее оставили внизу, чтобы пометить. Вы сейчас можете им позвонить?
– Нет, они, наверное, закрыты. Позвоню в четыре, если сами не придут.
– Но ведь в четыре они наверняка и закроются, – сказал Розенхан.
– Посмотрим, – ответил санитар. – Не теряйте веру.
Перед сном, во время пересменки, Розенхан снова спросил о своих вещах.
– Их же вчера принесли, – ответил новый санитар, проверив записи.
Когда Розенхан изменился в лице, тот добавил:
– Ну, наверное, он не заглянул под стол.
Записи медсестер: 08.02.69: весьма спокоен. Пишет о других пациентах. Никаких проблем в блоке.