Великий Шёлковый путь. В тисках империи

– Это самоубийство, Тарим!

– Я передам матери твои слова! – смеется юноша.

В какой-то момент беглецы оказываются в тылу отряда Тарима, а сам принц вылетает на ощетинившихся пиками парфянских пехотинцев. Первые ряды тохаров оказываются нанизанными на копья – воины падают, выхватывая мечи и смело врубаясь в линию парфян. Тарим валится вместе с лошадью, пронзенной несколькими копьями, и оказывается на скользкой от крови мостовой. Араш и телохранители спешиваются рядом, стараясь закрыть юношу от стрелков.

– Отступаем! – командует Араш, но Тарим отталкивает дядю и кидается в гущу схватки.

– Приказы тут отдаю я! Вперед!

7

Бой у ворот окончательно превращается в месиво: ворота, словно бутылочное горло, сковывают свежие отряды парфян, а беглецы и вовсе на короткое время выпадают из схватки.

Быстро сориентировавшись, Сальвий хватает Заряну за руку.

– Это шанс! Бежим!

– Как хочешь… – холодно отстраняется амазонка. – Уж лучше небесные луга, чем позор на всю жизнь! – девушка поднимает щит одного из убитых парфян и бросается в бой.

Чжан Цянь кивает Ганю на сарматку.

– Говоришь, женщины меня погубят? Рядом с такой умереть не стыдно!

– Рано умирать… Есть один должок… – рычит хунн и исчезает в свалке тел.

– Ты тоже хочешь на небесные луга? Или я тут один хочу жить? – замечает Сальвий привалившегося спиной к стене Деметрия.

– Было бы странно не бояться умереть в колодках и испугаться честного боя… – тяжело дышит сирийский царь.

Сальвия с Деметрием замечают свежие бойцы, заворачивающие на городскую площадь с соседней улицы.

– Честного? Да их раз в пятьдесят больше! Надеюсь, ты запомнишь меня, сирийский царь… – вращая белками глаз, с львиным рыком Сальвий бросается на парфян. – Бойся Геракла!

На другом конце площади Гань уже натягивает лук, чтобы всадить стрелу в спину Араша, как вдруг горло хунна оказывается во власти здоровенного парфянского солдата. Еще чуть-чуть, и он свернет шею северному охотнику. Араш интуитивно поворачивается и видит закатившиеся глаза Ганя. Ни секунды не размышляя, он точным движением посылает короткий боевой топор в лоб гиганту: тот валится с разрубленным пополам черепом, увлекая за собой Ганя. В два прыжка оказавшись рядом, тохар помогает ему подняться и хлопает по плечу, вкладывая в руку чей-то меч.

– Привет Тенгри передашь в другой раз!

– Тебя он тоже любит… – хрипло отвечает Гань.

Араш озирается по сторонам, видя, как число тохаров редеет с каждой секундой. Оставшиеся в живых бойцы становятся в круг и отбиваются, прижимаясь спиной к спине. Араш что-то кричит на своем языке – круг резко размыкается, превращаясь в отступающую шеренгу. Тохары делают несколько шагов в сторону ворот, но те начинают медленно закрываться.

Но главную оплошность Араш не простит себе никогда: в тот момент, когда он спасал жизнь Ганя, ему на время пришлось оставить племянника, а юный боец выбился из сил и не хватило Тариму реакции. Вернулся Араш, да поздно! Сраженный стрелой в сердце, падает «серебряный царь». Подхватывает Араш племянника на руки, но сразу два дротика вонзаются ему в спину…

– Держись, Геракл! – слышит крик сарматки чернокожий гигант, в одиночку крушащий парфян. Слышит он и скрип дверных петель за спиной, и хрипы погибающих тохаров. Недолго думая, Сальвий хватает обессиленного Деметрия и бесцеремонно вышвыривает его наружу, сам же одной рукой цепляется за створку ворот, напрягая все мускулы своего могучего тела, другой обороняясь сразу от нескольких противников. Движение ворот замедляется.

– Разрази вас Зевс с Юпитером на пару! Заряна! Быстрее! Быстрее!

Лежа на прохладной земле, Деметрий слышит крики и проклятия Сальвия, проигрывающего битву гигантскому механизму. Грек видит, как из крепости к нему движутся вооруженные парфяне и звезды, еще едва проглядывающие в небе…

– Матушка Атаргатис, отец Селевк Никатор… Принимайте сына своего… – шепчет Деметрий и смеживает веки.

В темноте ему слышится странный шум, напоминающий пчелиное жужжание, потом удары мертвых тел о деревянный настил моста, перекинутого через ров. Деметрий открывает глаза и не верит в происходящее…

Прямо на него несутся полчища дикарей огурча, оглашающих воздух птичьими трелями. Карлики на бегу стреляют из своих игрушечных луков, словно кегли, укладывая всех, кто появился за крепостными воротами. Пересвистывающаяся толпа просачивается в узкий проем ворот, сохраненный Сальвием, и врезается в парфян, поливая их отравленными стрелами и бесстрашно погибая от вражеских мечей и копий…

Рядом с Деметрием останавливается колесница, запряженная белым жеребцом: Родогуна молча смотрит Деметрию в глаза и целует грека в губы – мужчина плачет…

Смять закованную в броню регулярную армию голым дикарям не под силу, но их стихийное появление вызывает брожение в парфянском стане. Уловив это звериным чутьем, Сальвий кричит:

– За кого вы хотите умирать, дурни? Ваш сатрап мертв! Даже если вы покрошите этих недомерков, завтра здесь будут основные силы тохаров. Признайте власть царя Деметрия, и вы еще сможете спасти свои шкуры. Правильно я говорю?