Огонь, охвативший приемные покои, разгорается все сильнее, перекидываясь на другие помещения, и вскоре весь дворец пылает. Стражники пытаются прорваться на помощь к своему правителю, но натыкаются лишь на ползущего по коридору в крови и ожогах умирающего Сантухта.
– Галикеш убит… Заговор! Поднять все казармы! На стены… К воротам… Никого не выпускать… Они сбежали… – задыхаясь, бормочет он слабеющим языком.
Но уже и без него ясно, что произошло что-то чудовищное. Казармы похожи на взбудораженный муравейник: из помещений выбегают вооруженные солдаты, строясь под командованием десятников и сотников. Редкие горожане шарахаются в стороны от гремящих оружием воинов, отрывисто переговаривающихся на разных языках. Кто-то спешит к воротам, а другие блокируют цитадель, но виновников переполоха уже и след простыл.
Успевший выучить все улочки, закоулки и злачные места города Сальвий уверенно ведет беглецов за собой, и вскоре они прячутся за торговыми прилавками всего в паре десятков метров от ворот.
– Нужно сейчас, иначе тут весь гарнизон будет… – голос сарматской принцессы, подрагивающий от возбуждения, заставляет Чжан Цяня впервые с момента кровавой бойни присмотреться к девушке поближе.
– Как ты собралась открыть ворота? – огрызается Сальвий.
– А этот мешок тебе зачем? – Заряна сильно бьет Галикеша по лицу – парфянин приходит в сознание. – Так ты хочешь жить? – Галикеш кивает, корчась от боли. – Тогда иди вперед и прикажи своим людям открыть ворота. Понял меня?
Галикеш, пошатываясь и зажимая руками кровоточащий живот, выкрикивает что-то по-парфянски. Беглецы осторожно крадутся за ним.
– Это неразумно. Пусть говорит по-гречески… – вступает в разговор Чжан Цянь, Заряна и без китайца понимает свою оплошность, но слишком поздно.
– Стрелы… Он говорит про стрелы… На землю! – первым реагирует Деметрий, плюхаясь на мощеную булыжником площадь, остальные валятся вслед за ним. В их сторону несутся десятки стрел, пронзая уже пустое пространство. И лишь выстрел Ганя в падении настигает жертву: стрела входит в затылок и выходит изо рта сатрапа, выбивая окровавленные зубы. Зубы и кровь, как и требовал гирканский волк.
– Это конец… – прижимается Сальвий к мостовой. – Боги, будь я настоящим Гераклом…
Неожиданно слышится скрип. Беглецы не верят своим глазам – ворота медленно открываются.
– Так будь! – Заряна решительно вскакивает, увлекая за собой остальных.
– Клянусь Марсом, в нее вселилась богиня войны Беллона, – причитает Сальвий, последним отрываясь от земли. Но, устыдившись собственной робости, в несколько гигантских прыжков бывший гладиатор оказывается впереди отряда и первым врубается в ряды парфян.
Несколько стрелков встают на колено, чтобы сделать залп по мечущимся в дыму бойцам, но лишь трое успевают спустить тетиву, да и то стрелы пронзают своих же, лишь по касательной задевая руку Сальвия и щеку Ганя. Остальные падают, сраженные стрелами откуда-то сверху. На стене, рядом с механизмом городских ворот, вокруг которого раскиданы трупы стражников, мелькает силуэт человека в черном балахоне с луком в руках.
Но противников слишком много. На площади появляются регулярные части, идущие единым строем. Впереди вышагивают копейщики, с фланга появляются конные стрелки.
– Смерть – это только начало, как умрешь, так и проживешь следующую жизнь! – ловко разворачивается вокруг собственной оси сарматка, поражая одного за другим набегающих парфян.
– Лучше так, чем от козлиного языка, – отбивает копье, предназначенное Сальвию, Деметрий.
– Значит, не видать мне безделья на песчаном пляже… – защищая спину Заряны, орудует двумя мечами Сальвий, успевающий благодарно улыбнуться греку.
– Даже не надейся… Мы вместе улетим на небесные луга… – кричит пирату девушка.
– Как мы можем знать, что такое смерть, когда не знаем, что такое жизнь? – философствуя, Чжан Цянь успевает прикрыть от боевого топора сагарсиса сирийского царя трофейным щитом.
Гань готовится к смерти молча, словно молнии, сея вокруг смертоносные стрелы.
И вдруг с гортанным криком «хурра!» прямо в ворота влетают тохарские всадники, размыкая круг атакующих.
Еще завидев первые клубы дыма, Тарим повел своих людей в атаку.
– Вот он – момент славы, дядя!
– Это безумие, Тарим! Мы не знаем, что там случилось… – пытается остановить племянника опытный воин. Но куда там.
Юноша улыбается и втягивает запах гари.
– Где твои десять бойцов, дядя? Я не спрашиваю твое мнение. В городе горстка парфян. Или ты боишься? Не бойся. Мы не полезем на стены. Мы вызовем этих пьяниц на честный поединок. Ведь нас примерно поровну! За мной! – оборачиваясь, азартно кричит он воинам.
Тарим сильно бьет своего коня по крупу и несется вперед, увлекая за собой всадников. Араш двигается следом, стараясь не отставать от племянника. Сквозь дымку видно, как ворота медленно открываются, обнажая городские улицы и нескольких человек, отчаянно отбивающихся от набегающих парфян.
– Клянусь Севером, это же ханец… – вглядывается Араш в детали схватки.
– Так что, дядя, не выручишь своих друзей? – с трудом усмиряя разволновавшегося коня, отвечает Тарим.