Венедикт Ерофеев «Москва – Петушки», или The rest is silence

Поразительна нелепость сопоставления судьбы и религиозного экстаза святой, женщины, католички с алкогольным разгулом героя «поэмы». Находясь на противоположном полюсе существования, Веничка Ерофеев сходится с автором-мистиком только в одном, но решающем пункте: отношении к личному слову, вдохновленному Богом. Но возможность растворения в Слове, жизни им, разность исторической и духовной реальности разводит их в противоположные стороны. Святая Тереза – символ духовного и мистического величия в земной реальности. Герой «Москвы – Петушков» – воплощенная трагедия мистического крушения.

Юродивый

«Ну что же, Гамлет, где Полоний?» – в панике и едва сдерживаемом ужасе спрашивает король. «За ужином», – юродствует принц, сам на грани помешательства (акт 4, сцена 3). Далее наследника датского престола отсылают в Англию. Спустя некоторое время король получает от него юродивое письмо:

Высокодержавный! Да будет вам известно, что я высажен нагим в вашем королевстве. Завтра я буду ходатайствовать о дозволении увидеть ваши королевские очи; и тогда, предварительно испросив на то ваше согласие, я изложу обстоятельства моего внезапного и еще более странного возвращения[111].

(Акт 4, сцена 7)

Гамлет говорит Офелии:

О господи, я попросту скоморох![112]

(Акт 3, сцена 2)

Московский Гамлет также не чужд юродства. За ним стоит традиция национальной культуры[113]. Явление юродства очень занимало Достоевского. Черты юродства проявляются в образе князя Мышкина, Марьи Тимофеевны Лебядкиной, убитой Раскольниковым Лизаветы, Сонечки Мармеладовой, Лизаветы Смердящей, в образе второй жены Федора Карамазова – «кликуши», матери Ивана и Алеши, и даже в самом Алеше Карамазове, которому в истерике кричит Катерина Ивановна: «Вы маленький юродивый…»[114]

Очень сильная и важная сцена с юродивым встречается в «Борисе Годунове» Пушкина.

Несколько слов о юродстве. Юродивый – человек, строивший на особенности индивидуальной веры в Бога «истинную» в его представлении систему христианских ценностей. Истязания плоти – жертвенный этикет юродства. Символ юродивого в иконографии – собака. Бездомность, бесприютность, претерпевание – способ бытия. Подобно бездомной твари, он умирает, где придется, под забором, в придорожной канаве, на ступеньках чужого жилья. Этический принцип полностью довлеет над эстетическим: в этих чертах герой «Москвы – Петушков» не отступает от канонических образов. Выдвигаемая им «аскеза» (пост и молитва) звучит вполне по-юродски: «Да, больше пейте, меньше закусывайте. Это лучшее средство от самомнения и поверхностного атеизма» (157). Язык юродивого с Богом – молчание, немота, «настой, в котором купается сердце» Венички Ерофеева (196). Одним своим видом юродивый провоцирует глумление бездумной толпы. Сравним: «Я оглянулся – пассажиры поезда „Москва – Петушки“ сидели каждый по своим местам и грязно улыбались» (196). Юродивый существует между официальной религией и верой прихода, не примыкая к ним. Жизнь его – «театр одного актера». Эксцентричность, двусмысленность, чушь, комичность, устрашение – все приемы юродства противостоят официальной серьезности и догматизму. Но неосознанная цель «спектакля» – не смех, но жалость и умиление, оживление добрых чувств и движений души в рыдании и скорби. Смысл и содержание такой жизни юродивого – подражание и приобщение страстям Христа. В образе героя «Москвы – Петушков» мы прослеживаем основные черты и приемы юродивого.

Тема юродства в «поэме» упоминается в книге Григория Померанца «Сны земли». Ссылки на книгу Венедикта Ерофеева разбросаны по тексту. Приведем их, собрав воедино: