Венедикт Ерофеев «Москва – Петушки», или The rest is silence

В «кремлевском» мире однозначность восстановлена. Юродивый – чуждый и нежелательный «элемент», изгоняемый нарушитель и возмутитель поверхностного спокойствия и монотонности. Лишь кучка случайно сошедшихся алкашей, затеявших «платоновские диалоги» в вагоне поезда, способна почтительно и восхищенно оценить спившегося, несчастного, но великого поиском духа и слова юродивого «Сократа».

Сын

И никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть.

Матф. 11: 17

Ломая замкнутый круг жизни, из «тупика» выводит единственное – любовь. Вне мира Веничкиного отчаяния, страха и надежды, «за Петушками» живет его трехлетний сын. Отношения с мальчиком для проникнутого библейским духом отца – земная проекция отношений Отца Небесного с Сыном. Мальчик, владея только буквой «Ю» (читай: л-Ю-бл-Ю) и любя отца «как самого себя», в совершенстве воплощает евангельский идеал:

Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем.

(Ин. 1, 4: 16)

________________

Учитель! какая наибольшая заповедь в законе?

Иисус сказал ему: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всей душою твоею, и всем разумением твоим»;

Сия есть первая и наибольшая заповедь;

Вторая же, подобная ей: «возлюби ближнего твоего, как самого себя»;

На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки.

(Матф. 22: 36–40)

Намек на сходство с Ветхим Заветом содержат слова:

А там, за Петушками, где сливаются небо и земля, и волчица воет на звезды, – там совсем другое, но то же самое: там в дымных и вшивых хоромах, неизвестный этой белесой, распускается мой младенец, самый пухлый и самый кроткий из всех младенцев (142).

Волчица – символ Римской империи. Случайный хлев, пухлый, сияющий младенец в руках – точные иконографические подробности. О матери мальчика ничего не известно, она мать – и только. Дева Мария была матерью Иисуса, но не женой своему мужу. Взаимопроникновение сына и отца сродни евангельскому. Готовясь к смерти, Иисус говорит Отцу: «Впрочем, не как Я хочу, но как Ты» (Матф. 26: 29). «Понимаю, отец», – говорит больной малыш на просьбу отца о выздоровлении – и ему сразу делается легче. Чувство беззащитности ребенка, отношения творца и творения, дающие власть над жизнью и смертью, кидают беспутного отца в молитву:

Сделай так, Господь, чтобы он, если даже и упал бы с крыльца или печки, не сломал бы ни руки своей, ни ноги. Если нож или бритва ему попадутся на глаза – пусть он ими не играет, найди ему другие игрушки, Господь… (146)

Нож, падение – угличские детали, намек на судьбу царевича Димитрия, от схожести участи с которым просит избавить сына Веничка Ерофеев[116]. «Ничтожество», называет он мальчика, выражая этим полноту признания.

Все мы, как мухи на возу: важничаем и в своей невинности считаем себя виновниками великих происшествий. Велик тот, кто чувствует свое ничтожество перед Богом[117].

Сентенция Карамзина восходит к первому завету «Нагорной проповеди»: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное». Ничтожный, нищий духом – отдавший дух Богу безраздельно.