Венедикт Ерофеев «Москва – Петушки», или The rest is silence

9) С этого и началось все главное – сивуха началась вместо клико! разночинство началось, дебош и хованщина!.. Все эти Успенские, все эти Помяловские – они без стакана не могли написать ни строки! Я читал, я знаю! Отчаянно пили! все честные люди России! а отчего они пили? – с отчаяния пили! пили оттого, что честны, оттого, что не в состоянии были облегчить участь народа! ‹…›

Ну как тут не прийти в отчаяние, как не писать о мужике, как не спасать его, как от отчаяния не запить! Социал-демократ – пишет и пьет, и пьет, как пишет. А мужик – не читает и пьет, и пьет, не читая. Тогда Успенский встает – и вешается, а Помяловский ложится под лавку в трактире – и подыхает, а Гаршин встает – и с перепою бросается через перила… (167–168)

Николай Успенский покончил жизнь самоубийством; Николай Помяловский умер от гангрены на ноге; Всеволод Гаршин покончил самоубийством, бросившись в лестничный пролет.

10) Народ задыхался в нищете и невежестве, почитайте-ка Дмитрия Писарева! Он так и пишет: «Народ не может позволить себе говядины, а водка дешевле говядины, оттого и пьет русский мужик, от нищеты своей пьет! Книжку он себе позволить не может, потому что на базаре ни Гоголя, ни Белинского, а одна только водка, и монопольная, и всякая, и в разлив, и навынос! Оттого он и пьет, от невежества своего пьет! (167–168)

Прямая «цитата» из Писарева включает цитату из поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо?»:

Когда мужик не БлюхераИ не милорда глупого –Белинского и ГоголяС базара понесет?

В той же главе «Сельская ярмарка» дается описание разнообразнейших видов торговли водкой:

Помимо складу винного,

Харчевни, ресторации,Десятка штофных лавочек,Трех постоялых двориков,Да «ренскового погреба»,Да пары кабаков,

Одиннадцать кабачниковДля праздника поставилиПалатки на селе.При каждой пять подносчиков;Подносчики – молодчикиНаметанные, дошлые,

А им все не поспеть.Со сдачей не управиться![163]

11) Мрак невежества все сгущается, и обнищание растет абсолютно. Вы Маркса читали? Абсолютно! Другими словами, пьют все больше и больше! (168)

Намек на Маркса – идеологического апостола советской реальности – подтверждает, что ситуация оставалась неизменной, лишь усугубившись: отсутствие нормальных социальных и экономических условий жизни и развития и цензура над духовной жизнью страны, усиленная постоянным «дефицитом бумаги». Во всяком случае, ни Гоголя, ни Белинского, ни остальных классиков невозможно были принести ни с «базара», ни из книжного магазина.

12) И так – до наших времен! вплоть до наших времен! Этот круг, порочный круг бытия – он душит меня за горло! И стоит мне прочесть хорошую книжку – я никак не могу разобраться, кто от чего пьет: низы, глядя вверх, или верхи, глядя вниз. И я уже не могу, я бросаю книжку. Пью месяц, пью другой, а потом… (168)