Венедикт Ерофеев «Москва – Петушки», или The rest is silence

Талифа куми, как сказала твоя Царица, когда ты лежал во гробе, – то есть встань, оботри пальто, почисти штаны, отряхнись и иди. Попробуй хоть шага два, а дальше будет легче. Что ни дальше – то легче. Ты же сам говорил больному мальчику: «Раз-два-туфли надень-ка как-ти-бе-не стыд-на-спать…» (212).

Уйти из мира убийств, кровавой земной суеты, погони за выдуманным «золотым веком», от давящих и рушащихся «стальных коней»: «…уйди от рельсов, здесь вечно ходят поезда, из Москвы в Петушки, из Петушков в Москву. Уйди от рельсов» (212).

Главное – «мистическая сторона» – Бог. «Есть ли там весы или нет», – но легковесные, «ничтожные», нищие духом, те, кто

верит, побеждают в вечности (214). Но забывшие «вздох и слезы», пренебрегшие Словом среди земной тщеты, такие легковесные – обречены:

Мене, текел, фарес – то есть ты взвешен на весах и найден легковесным, то есть «текел»… (214).

___________________

И ты, Валтасар, не смирил сердца твоего, хотя знал все это.

И вознесся против Господа небес, и сосуды Дома Его принесли к тебе, и ты, и вельможи твои, и жены твои, и наложницы твои пили из них вино, и славил богов серебряных и золотых, медных, железных, деревянных и каменных, которые не видят, ни слышат, ни разумеют; а Бога, в руке у Которого дыхание твое и у Которого все пути твои, ты не прославил.

За это послана от Него кисть руки и начертано это писание.

И вот, что начертано: МЕНЕ, МЕНЕ, ТЕКЕЛ, УПАРСИН.

Вот – и значение слов: МЕНЕ – исчислил Бог царство твое и положил конец ему;

ТЕКЕЛ – ты взвешен на весах и найден очень легким.

ПЕРЕС – разделено царство твое и дано Мидянам и Персам.

…В ту же самую ночь Валтасар, царь халдейский, был убит (Дан. 5: 22–28, 30).

Сюжет, отраженный в поразительной картине Рембрандта «Пир Валтасара». Стремившийся к Богу и потерявший Его по пути к своему «Эдему», Веничка Ерофеев встречает свою смерть. Лица четырех убийц, чьи «рожи» он видел: «Где, в каких газетах?..»(215), – обладали налетом «чего-то классического», то есть форм, отшлифованных веками. Эти четверо – собирательный образ: четыре классика марксизма, четыре монстра-пролетария из рабочего общежития, четыре спившихся телефониста – превращения апокалипсических всадников, «последняя» смерть героя, его конец света. «Иди и смотри», – говорит в «Откровении святого Иоанна» каждое из четырех животных, предвещающих смерть (6: 1–5, 7, 8). «Иди, Веничка, иди!» – подбивает себя герой «поэмы» на протяжении всего пути. «И я смотрю и вижу, и поэтому скорбен», – сознает В. Е. (144). Перед своими последними судьями он чувствует «страх», «озноб». Глазами убийц: «Как этот подонок труслив и элементарен!» (215). Они считают его существом без чувства чести. В смертельный момент, погибая от холода, одиночества и обреченности, он и сам видит себя таким же:

Ночью никто не может быть уверен в себе, то есть я имею в виду: холодной ночью. И апостол предал Христа, покуда третий петух не пропел. Вернее, не так: и апостол предал Христа трижды, пока не пропел петух. Я знаю, почему он предал, – потому что дрожал от холода, да. Он еще грелся у костра, вместе с этими (215).