Читаем Венедикт Ерофеев «Москва – Петушки», или The rest is silence полностью

Что значит «правильное»?

Прежде всего, вино укрепляет способность различать между правильным и неправильным, между добром и злом, и все мы очень нуждаемся в таком укреплении. Что значит «плохое»? То, что может нравиться лишь трезвому… Все низменное, эгоистичное, жадное, то, что приносит выгоду, но не честь; удобство, но не блеск. «Правильное» – знание, пробужденное вином, которое ведали Гёте, Хафиз и все глубоко посвященные. Величие сердца и все, что на этой жалкой Земле освещает жизнь, придавая ей великолепие, гордость и достоинство, что возвышает душу и позволяет ясно глядеть в лицо Бога[232].

Das Rechte для героя-алкоголика «Москвы – Петушков» – переход «от созерцания к абстракции», творчество, уход от «суеты сует» повседневной жизни, память о бессмертии, душе и вечности.

Das Schlechte – кромешный мир описанной реальности, населенный чудовищными дегенеративными рабочими-«палачами», щебечущими о «пуканье» «дамами», бездумными пропойцами-телефонистами и блюющим начальством – гротескный босховский ад, обретший земные приметы. Он показан глазами мудрого «дурака», раскачивающегося от смешного к серьезному, от гротеска к трагедии духа. Смех – единственный выход из экзистенциального «тупика»: роскошь среди нужд и необходимостей бытия, агрессия угнетенного, самозащита бесправного, свобода и равенство в мире надуманных иерархий. Смех – «божественная искра» в сером течении будней, возвышающий и очищающий катарсис в трагедии существования.

Тема высокой любви распадается на два русла: отношения с сыном и связь с «Суламифью». Частная жизнь героя приобретает особое значение благодаря приобщению к вечным образам. Интимные чувства доминируют в его мироощущении:

Народы, хотите ли, я скажу вам громовую истину, какой вам не говорил ни один из пророков…

– Ну? Ну?.. Хх…

– Это – что частная жизнь превыше всего.

– Хе-хе-хе! Ха-ха-ха!.. Ха-ха!

– Да, да! Никто этого не говорил: я – первый[233].

Отношения с сыном возвращают нас к проблеме циклического не-воплощения, повторяющегося греха, больной совести героя, теме вины. Только в любви и молитве о сыне проявляется полновесное религиозное чувство Венички Ерофеева. Брошенный отцом мальчик – образ не реализовавшейся жизни в Боге. Сын символизирует конечную богооставленность, сиротство и потерянность в мире героя, перемогающегося без Отца.

Встреча с возлюбленной вначале возрождает героя к жизни, давая ей смысл и творческий импульс: «Еще выше нанесу околесицы», – обещает возбужденный певец.

Душа есть страсть.

И отсюда отдаленно и высоко: «Аз есмь огнь поедающий» (Бог о себе в Библии).

Отсюда же: талант нарастает, когда нарастает страсть[234].

Петушинская Мария Магдалина – образ чистой любви и воплощение трагедии человеческого существования. Невозможность обновления, бессмысленность покаяния, возвращения к Началу заводит ее жизнь в тупик. Отрицание всех привычных ценностей, не осененных Богом, превращает ее в совершенную и неисправимую грешницу. Потерянная «в пути», она живет в бездне, сознавая это и не ища выхода из безысходности.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимосич Соколов

Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное