Венедикт Ерофеев «Москва – Петушки», или The rest is silence

Проблема национальной судьбы и выбора: возвышенная медитация, слух, открытый Слову Божьему, или старательное созидание повседневной жизни, – решается героем однозначно. Бог и спирт – в этом призвание русского человека. Рождающаяся из этого выбора трагедия – счет, предъявленный жизнью, по которому Веничка Ерофеев последовательно платит на протяжении описанного пути. Он – «новый», «лишний человек», но России нужны «новые», «лишние люди» – философы, созерцатели, алкоголики, юродивые, а не заносчивые полуграмотные энтузиасты, нацеленные на перестройку мира и разрушающие его. Характерно, что земной человеческий мир в «Москве – Петушках» проясняется в момент, когда вплотную подходит настоящее опьянение. Центром обсуждения становятся истинные ценности: любовь, женщина, жалость, смерть, возрождение и воскресение души – и глубокий, значимый жизненный опыт: власть, страх, пьянство. Мистический пласт повествования проявляется в рассказе о «воскресении» возлюбленной, в травестийной пародии христианского эпоса о Лоэнгрине, в отношении героя к рассказу старика о любви. Во время этого пития, своей последней «Тайной вечери» накануне мистической смерти, Веничка Ерофеев выступает философом, исполненным мудрости, знания и лукавства. Последние страницы подводят нас к катастрофе. Страшной мистической гибелью без надежды на чудо Воскресения завершается круг трагического опыта героя «Москвы – Петушков». Человек в этом круге – противоречивое сочетание земных и мистических функций: обвиняемый – он одновременно обвинитель, свидетель – он непременный участник, судья – он объект социальной несправедливости и высшей расплаты, жертва – он собственный палач.

Время и пространство в «Москве – Петушках»

Начало «поэмы» строится на расширении пространственной перспективы. Выйдя из подъезда на воздух, герой проходит московские улицы и переулки и попадает на площадь, а потом совсем уезжает из города. Временные попадания в закрытое пространство – магазин, ресторан – связаны с алкоголем. С первых страниц книги можно установить, что путешествие Венички Ерофеева происходит на трех уровнях: физическом, духовном и мистическом.

Физический хронотоп – «кремлевское измерение» времени и пространства. Часы отбиваются курантами башен Кремля на Красной площади – вне жизненных путей, слуха и зрения героя. Реальнейшее «московское время» и пространство приобретают в его судьбе парадоксально-ирреальный характер.

Духовный хронотоп вполне реален и связан с алкоголем. Топография предшествующего дня: Савеловский – стакан зубровки; Каляевская – стакан кориандровой с добавлением жигулевского пива и альб-де-дессерта; улица Чехова – два стакана охотничьей и т. д. В описании «четвертого измерения» – часов до, после и между открытием и закрытием магазинов – чувствуется глубокий пафос: «О, эфемерность! О, самое бессильное и позорное время в жизни моего народа – время от рассвета до открытия магазинов!» (125).

«Сверхдуховный» опыт героя, связанный с циклическим повторением в его жизни смертных провалов и последующих «воскресений», «распятий», «вознесений», «судов» и т. д., – выводит повествование в мистический хронотоп.

Поезд трогается в путь, мелькают названия станций, рассказ опохмеляющегося героя разворачивается в исповедальный монолог. Реальная «физическая» грань путешествия представляется в этот момент линейной: Веничка Ерофеев едет, следуя обычному маршруту поезда. Включающийся поток сознания героя, рассказывающего о прошлом, воспроизводит в духовной работе то пространство-время, где формировалась и развивалась его личность, зарождались и разрастались жизненные конфликты. Первый эпизод: случай «распятия» и «воскресения» в рабочем общежитии. Ситуация разворачивается в комнате, замкнутом пространстве. Чтобы «воскреснуть», герой должен его покинуть, «выйти вон»; и он исполняет требование коллектива. В следующем случае он опять «возносится» в комнатке, где проживают телефонисты-рабочие, и его «распинают» и судят в момент отсутствия. Таким образом, «мистический» опыт Венички Ерофеева неизменно связан с выходом из закрытого пространства. Поток времени движется вспять: суды следуют за распятиями, воскресения за вознесениями. Весь описанный мир перевернут вверх тормашками: место Бога занято хамским сбродом, коса зрящей «дьяволицы» растет «от попы к затылку», вход в рай открывает лоно павшей, алкогольное подполье посвящено мистическому прозреванию.