– Фотографическая. Он безошибочно запоминает все, что увидел, прочитал или услышал. Когда у него начали отрастать пальцы – ты же помнишь, как была изуродована его рука, – я сохранила это в тайне. Иначе Людоед сразу бы догадался, кто такой Горти. У обычных людей отрубленные пальцы не отрастают. У существ, порожденных одиночными кристаллами, тоже. Людоед часами просиживал в темноте, в палатке-зверинце, пытаясь силой мысли заставить лысую белку отрастить шерсть или мальчика-рыбу сформировать жабры. Будь одно из этих существ плодом мечты двух кристаллов, оно бы вернулось в нормальное состояние.
– Кажется, я понимаю. И ты убедила Горти считать себя человеком?
– Правильно. В первую очередь он должен был считать себя частью человеческого мира. По этой же причине, когда у него отросли пальцы, я обучила его игре на гитаре – чтобы быстрее и тщательнее усваивал музыку. За год игры на гитаре можно выучить больше музыкальной теории, чем за три года пианино. Музыка – одна из тех вещей, что делает человека человеком. Он полностью доверял мне, потому что я не позволяла ему думать самостоятельно.
– Я… впервые слышу, чтобы ты так говорила, Зи. Как по писанному.
– Мне тоже пришлось играть роль, милочка, – ласково ответила Зена. – Во-первых, Горти надо было прятать, пока он не усвоит все, чему я могла его научить. Затем предстояло наметить способ, как остановить Людоеда, не рискуя превратить Горти в его слугу.
– Как бы он это сделал?
– Я подозреваю, что Людоед – порождение одиночного кристалла. Если бы Горти научился пользоваться ментальным хлыстом, как Людоед, он мог бы убить его. Если я убью Людоеда пулей, она не затронет его кристалл. Возможно, этот кристалл позже найдет себе пару и воспроизведет Людоеда заново… но со всеми способностями, присущими порождению двух кристаллов.
– Зи, почему ты уверена, что Людоед – плод одного кристалла, а не двух?
– Я не уверена, – понуро призналась Зена. – Если так, надеюсь, уважение Горти к себе как к человеку окажется достаточно сильным, чтобы устоять перед напором Людоеда. Ненависть к Арманду Блюэтту делает его человеком. Любовь к Кей Хэллоуэл делает его человеком. Я непрестанно подогревала эти чувства, вдалбливала их в сознание Горти.
Зайка замолчала, выслушав поток горьких слов. Она знала, что Зена влюблена в Горти, что ее женская натура восприняла появление Кей Хэллоуэл как серьезную угрозу, что Зена боролась против искушения отлучить Горти от Кей и смогла преодолеть его, но главное – что она теперь в одиночку противостояла ужасу и раскаянию, которые нес с собой финал ее длительной борьбы.
Она посмотрела на гордое, со следами побоев лицо подруги, слегка перекошенный с одной стороны рот, мучительный наклон головы, склоненные плечи под толстым халатом и поняла, что уже никогда не забудет этот образ. Человеческая норма – хорошо знакомое понятие для тех, кто ей не соответствует, кто страстно желает быть нормальным, сдавленно шепчет о своей принадлежности к людям, тянется к ним коротенькими ручками. Образ истерзанной, отважной фигуры отчеканился в уме Зайки как памятная медаль, – знаковый символ и дань уважения.
Их взгляды встретились. Зена медленно раздвинула губы в улыбке.
– Ну, Зайка…
В ответ альбиноска то ли кашлянула, то ли всхлипнула. Она обняла Зену и прижалась подбородком к прохладной ямке у основания смуглой шеи. Крепко зажмурилась, чтобы остановить слезы. Когда она их открыла, зрение прояснилось. Зато пропал дар речи.
Зайка уставилась поверх плеча Зены на проем кухонной двери и гостиную, в которой маячила гигантская костлявая фигура. Когда великан наклонился над кофейным столиком, у него безвольно отвисла нижняя губа. Огромные руки сграбастали один, потом второй кристалл. Верзила выпрямился, поглядел вокруг с вялым сожалением на зеленом, как лавр, лице и молча вышел вон.
– Зайка, милочка, ты делаешь мне больно.
«Эти кристаллы и есть Горти, – пронеслось в голове Зайки. – А сейчас придется сказать ей, что Солум забрал их и понес хозяину». В горле пересохло, лицо побледнело, как мел, и наконец она прошептала:
– Это еще не больно…
15
Горти тяжело поднялся по лестнице и вошел в квартиру.
– К ногам словно гири привязали, – запыхавшись, выпалил он. – Стоит до чего-либо дотянуться, как оно исчезает прямо из-под носа. Куда бы я ни пошел, что бы ни делал, или прихожу слишком рано, или опаздываю. – Тут он заметил сидящую в кресле Зену с широко распахнутыми неподвижными глазами и прижавшуюся к ее ногам Зайку.
– Что с вами?
– Приходил Солум, – сказала Зайка, – и пока мы были на кухне, забрал кристаллы. Мы ничего не могли сделать. Зена с тех пор не вымолвила ни слова, мне страшно, и я не знаю, что де-е-е-лать… – Она заревела.
– О господи! – Горти пересек гостиную в два шага, приподнял Зайку с пола, быстро обнял и посадил обратно. Встал на колени перед Зеной. – Зи…
Девушка не пошевелилась. Зрачки расширились до предела, превратились в окна, распахнутые в темную ночь. Горти приподнял ее подбородок и заглянул глубоко в глаза. Зена вздрогнула и вскрикнула, словно ужаленная, дернулась в его объятиях.
– Нет… нет…