Несколько цветков Михаил отложил в сторону — видно, забраковал. Потом он осторожно разложил цветы вокруг лица покойника. И лицо Григория, обрамленное венцом из живых цветов, будто вдруг ожило. Михаил постоял, глядя на брата, потом тихо сказал:
— Приносил я ему перед его кончиной подснежники. Сильно обрадовался тогда он и сказал: «Расцвели уже?.. Побольше нарви, когда помру, и положи вокруг лица, ладно?» Ну вот… — Он поцеловал брата и, медленно отходя, прикрыл рукой глаза и затрясся в беззвучном рыдании.
Человека, который плачет, считают слабым. Но не всегда это так. Сердце, которое не плачет от печали и не смеется от радости, — оно как сгнившее полено, которое не горит, не дает тепла и света…
Григория похоронили в церковной ограде.
Вскоре Роман Егоров стал законным опекуном своего несовершеннолетнего племянника и неимоверно разбогател. Он выделил Харитине трех коров и двух лошадей, ровно столько, сколько она когда-то получила в приданое от своих родителей, и отвез ее в Нагыл, к родным.
Сыгаевы, лишившись княжества в наслеге, а также потому, что сын их Никуша работал теперь в улусном комитете общественной безопасности, тоже переехали в свою родовую усадьбу в Нагыле. Весь товар из своей лавки они продали Роману. А Роман открыл собственную лавку и стал торговать вовсю — на Талбинский и соседние наслеги. Осиротевшего племянника он перевез со всем богатством к себе и назначил его «писарем своих торговых дел».
СВОИ И ЧУЖИЕ
Приехал из города на летние каникулы учитель Иван Кириллов. Он привез несколько экземпляров большевистской газеты «Социал-демократ». В тот же день собрались бедняки и батраки, и беседа стихийно превратилась в митинг.
Учитель рассказал, что перед его отъездом ссыльные большевики уехали в Петроград по вызову самого главного руководителя и учителя большевиков Владимира Ильича Ленина. Они поехали, чтобы довести до конца борьбу против городских и деревенских буржуев. Трудящиеся тепло проводили их.
— Ну, хорошо, они уехали, а как нам дальше быть без них? — заволновался Дмитрий Эрдэлир.
— Как быть? Надо работать, надо бороться! Они там нужней, пусть помогают Ленину громить главных буржуев, — говорил Афанас.
— Пока они там будут громить, — не унимался Эрдэлир, — нас здесь съедят…
— Не ты ли, Эрдэлир, говорил, что мы сами должны встать против князя, а русским, мол, надо свалить царя? — напомнил ему Егордан.
— А помнишь, — оживился Афанас, — мы тогда говорили, что князей да голов надо с корнем вырывать, а корень-то в Петрограде. Не в одном царе, видно, дело, надо еще с главными буржуями разделаться.
— Ай да молодец, Афанас! — громко порадовался учитель и прочел из газеты прощальные письма и приветы от уехавших:
«Настало время собрать воедино распыленные, разъединенные силы якутских бедняков, — писали перед отъездом ссыльные большевики. — По всем улусам, наслегам, селениям — собирайтесь, рабочие, собирайтесь, бедняки, все угнетенные, все обездоленные!»
— Вот-вот! Надо собираться! — Эрдэлир вскочил на ноги, готовый сейчас же бежать за народом.
— Тише ты! Не мешай, — успокаивал его Афанас. — Читай дальше, учитель!
— «Прощай, страна изгнания, страна-родина, — читал Иван Кириллов. — Да здравствует великая Российская революция! Да здравствует всемирная революция! Да здравствует социалистическая революция!
— Ура! — неожиданно закричал Афанас.
Он вскочил и вдруг громко захлопал в ладоши, будто находился на огромном митинге и не учитель читал эти прощальные слова, переводя их на якутский язык, а говорил сам Серго.
За Афанасом поднялись и остальные. Молодежь начала аплодировать.
— «За нами идет свежих ратников строй, на подвиг великий готовый», — прочел учитель слова Емельяна Ярославского.
— Слыхали?! — восторженно крикнул Афанас.
— Слыхать-то слыхали, только вот откуда идут эти люди? — спросил Егордан, когда все снова уселись. — Пошлют их, что ли, из России взамен уехавших?
— Конечно, — сказал учитель, — пошлют, когда там окончательно сломят сопротивление угнетателей. Но и нам не следует сидеть сложа руки и ждать, пока придут другие и все за нас сделают. Слышали, что говорят уехавшие большевики? «По всем улусам, наслегам, селениям — собирайтесь, рабочие, собирайтесь, бедняки, все угнетенные, все обездоленные!» Вот я и приехал собирать бедняков на борьбу с угнетателями.