Ветры низких широт

— Что нам стоит дом построить, — лихо сказал Сокольников. — Зато у меня есть листов сорок отличного ватмана, зеленая, желтая и красная гуашь. Художник нарисует зеленые елки, развесит на их лапах желтые свечи и затеплит их красными огнями. Одну я присобачу тебе на мостик.

— Спасибо, комиссар, уважил.

— А еще мы испечем тысячу пончиков, сварим котел компота и пройдемся с тобой по всем кубрикам и поздравим моряков. А еще я предполагаю прокрутить морякам, а также товарищам офицерам с мичманами «Карнавальную ночь».

— Лучше бы уж ты показал «С легким паром», — попросил Ковалев.

— «С легким паром» прокат не дал. В «легком паре», говорит прокатная тетя, мужики пьют много.

— Нам это ни с какого бока не грозит. Ресторации у нас тут нет, забегаловок тоже.

— Нам это, может, и не грозит, только прокатная тетя этого не уважает. Она хочет, чтобы мы с тобой были примерными.

— Ну это понятно... Кому-то в Вольтеры фельдфебелей давали, а нам — прокатную тетю.

Задание заданием, лодка лодкой, а Новый год приближался, и какие бы в мире ни бушевали военные, политические и иные страсти, какие бы кометы ни подбирались к Земле — в наступающем году была комета Галлея, — встречать его полагалось по всем правилам и с должными почестями, потому что еще старики завещали — как встретил Новый год, так и проживешь его. Майор Грохольский, флагманский медик, он же по совместительству — после убытия Блинова — и корабельный врач, вздыхая, пересчитал всю имеющуюся в наличии вату, разделил ее на три части: одну часть тотчас же спрятал подальше от посторонних глаз — неприкосновенный запас; другую часть оставил для надобностей санчасти; третью же часть, опять поминутно вздыхая и сморкаясь — когда Грохольский волновался, у него всегда появлялся сильный насморк, — пожертвовал на встречу Нового года.

— Конечно, — сказал он при этом Сокольникову, — берите. Я ведь все понимаю и тоже не лишен чувства гражданского юмора, но если мне придется еще кого-то резать... то простите. — И он развел руками, мысленно хваля себя, что догадался загодя разделить вату на три части. Первую треть, ту, что стала неприкосновенным запасом, он сделал побольше. — Учтите.

— Учтем, — сказали ему моряки, прибывшие вместе с Сокольниковым реквизировать вату. — И обязуемся.

— Да-да, обязуйтесь, — попросил Грохольский. — Тогда все-таки был еще Блинов, а теперь я один. Без ассистента это, знаете ли, не всегда получается удачно.

Козлюк тоже долго скаредничал, когда к нему пришли просить мочала для усов и бород. Это мочало во все века делалось из рогожи, а рогожи этой в шкиперской было хоть пруд пруди — последние годы Козлюк наловчился банные мочалки плести из капроновых концов, — но тем не менее он долго скреб затылок, шевелил бровями, глядел по сторонам, думал, потом предложил:

— Давайте пустим мочалу как ветошь, которую я вам будто бы выдал на большую приборку.

Сокольников даже укоризненно покачал головой.

— Боцман, — сказал он печальным голосом, — зачем ты путаешь божий дар с яичницей? Новый год все-таки, а ты хочешь подверстать его под большую приборку.

Козлюк снова поглядел по сторонам, еще пошевелил мохнатыми бровями, которые у него выгорели и стали похожими на щетину, и вынес из шкиперской сразу две рогожи и от щедрот своих приказал еще боцманенку достать банку клея.

— Ту, что поменьше! — закричал он вслед, хотя и знал, что у его боцманенка снегу в крещенский мороз не допросишься.

— А клей зачем? — спросили его.

— Приклеите бороду — ни за что не отдерете.

Корабельный интендант не стал крохоборничать, тотчас же достал три простыни, застиранные до стойкого серого цвета, полез на другую полку и презентовал еще две наволочки, почти что новые.

— А это зачем?

— Ну мало ли зачем... — Интендант неопределенно пожал плечами. — Отверстие для глаз и рта вырежете, станете страшнее смерти.

— Послушайте! — сердито сказал ему Сокольников. — Шутите, но знайте меру. Это уже будет ку-клукс-клановский балахон.

— Разве? — удивился интендант и торопливо пробормотал: — В общем-то это все равно.

— Раз все равно, то и заберите свои балахоны, а нам, если можете, выдайте еще одну простыню.

Интендант — от греха подальше — достал с полки еще две простыни, на этот раз белоснежно-белые, не стиранные еще.

— Ого, — сказали моряки.

Пока Сокольников таким образом экипировал своих будущих Дедов Морозов, Нептунов, Снегурочек, наяд, Зазвонов вместе с техником приготовил машину и поднялся к командиру, чтобы получить задание на полет. Ковалев провел его в штурманскую рубку к прокладочному столу, молча взял из рук Голайбы карандаш, повертел в пальцах, потом ткнул заточенным концом в желтую точку.

— Мы. — Он повернулся к Зазвонову, как бы убеждаясь, что тот внимает ему. — Меня интересует вот этот сектор. — Он опять склонился над столом. — И вот этот. Но прежде чем приступить к выполнению задания, необходимо произвести надводную разведку.

— Вас понял, товарищ командир.

— В такую волну сесть сможете?

— Обижаете, товарищ командир.