Вячеслав Иванов

Я с большим удовольствием провел четыре года в Энгельберге. Мне казалось – и это меня забавляло, – что мой Коллеж остался совершенно таким же, как в XVIII веке или даже раньше. Там желающие гимназисты заседали в “академии”, и кто хотел и умел, мог даже произносить речи на цветистом латинском языке; был хор – бенедиктинцы… всегда поощряли занятия музыкой, и один из отцов был превосходным органистом… У монахов, немного занимающихся музыкой, в кельях стояло фортепьяно, а у тех, кто изучал и преподавал классическую литературу, – книжные шкафы, где под рукой имелись все основные авторы… Я… получил степень бакалавра, которая там называется “федеральный аттестат зрелости”… Некоторое время со мной жила Лидия, но затем она вернулась в Рим, к своей работе, – она преподавала в Консерватории…

В ту пору я страстно увлекался Рильке. Я совершил паломничество к башне Мюзот, в Вейрас, что в кантоне Валэ, где провел последние годы Рильке… Часто наведывался я и в Люцерн, где жил врач, меня наблюдавший. Кроме того, я побывал в Базеле, в Дорнахе, где нанес визит Асе Тургеневой, вдове поэта Андрея Белого»[474]…

Дорнах, где находился «антропософский храм» Гетеанум, был местом притяжения европейских, в том числе и русских штайнерианцев. Волошин рубил на стенах Гетеанума барельефы. Андрей Белый преданно, как подобает верному ученику, внимал Штайнеру. Оба были друзьями Вяч. Иванова, и оба ушли один следом за другим. В августе 1932 года в Коктебеле умер Волошин, в январе 1934-го – Андрей Белый. В стихах, посвященных его памяти, Мандельштам написал:

Как снежок на Москве заводил кавардак гоголек:Непонятен-понятен, невнятен, запутан, легок…[475]

Вспомнилось прозвище, когда-то данное Андрею Белому Вяч. Ивановым.

Теперь в Дорнахе, встречаясь с Асей Тургеневой, сын соприкасался тому, что составляло жизнь отца в России. Вернее – тому, что от нее осталось.

После коллежа Дмитрий Иванов поступил в университет в Экс-ан-Провансе на юге Франции. Италия была рядом, и он часто навещал в Риме отца и сестру. Дмитрий выбрал факультет классической филологии. Когда ему исполнился двадцать один год (по тогдашним законам этот возраст считался совершеннолетием), он предпочел принять французское гражданство, поскольку родился во Франции.

Учась в университете, Дмитрий Иванов попутно занимался и журналистикой, еще не зная, что она станет главным делом его жизни. Довелось молодому репортеру освещать и историческое событие – суд над хорватскими террористами-усташами, убившими в Марселе в октябре 1934 года короля Югославии Александра I и министра иностранных дел Франции Луи Барту.

Сдав в университете Экс-ан-Прованса государственный экзамен по германистике, на котором ему достался его любимый Рильке, Дмитрий Иванов получил назначение в Ниццу – преподавателем в Лицей имени Феликса Фора. Место было завидным. Но через три месяца пришло письмо из министерства народного образования Французской республики, что он назначен стипендиатом для подготовки к государственному конкурсу на звание агреже в Страсбургском университете. Пришлось оставить берега теплого Средиземного моря и ехать в Страсбург. Там Дмитрий Иванов провел два года. Со второй попытки он сдал экзамен. Теперь ему открывалась дорога к государственной службе. В 1938 году Дмитрия назначили профессором в гимназию города Шартр. Он с радостью отправился туда и поселился на узкой средневековой улочке рядом со знаменитым Шартрским собором.

Квартиру Вяч. Иванова на Монте-Тарпео посещали многие соотечественники – как живущие в Риме, так и гостившие в Вечном городе. В 1936 году однажды вечером неожиданно пришел И. А. Бунин. Прежде, в России, трудно было представить себе такой визит – символистов Бунин на дух не переносил. Но жизнь в изгнании сблизила вчерашних непримиримых литературных противников. Бунин стал частым гостем заседаний «Зеленой лампы» в парижской квартире Мережковского и Гиппиус.

Три года назад писатель получил Нобелевскую премию, и с тех пор не было отбоя от просивших у него денег, которые он и в самом деле очень быстро раздал нуждающимся. Все это изрядно расстроило нервы Бунина. Можно полагать, что, придя к Вяч. Иванову, он надеялся на долгую, живую и глубокую беседу, в которой бы «ум играл с вином», обоим было что сказать друг другу. Но, увы, разговора не получилось. Среди гостей присутствовала некая дама. С необычайным напором, во что бы то ни стало она хотела заполучить Бунина на следующий день на открытие в Риме выставки художника и архитектора А. Я. Белобородова. Настойчивость эта допекла писателя, и он очень быстро ушел. Больше с Вяч. Ивановым им встретиться не довелось.