Вячеслав Иванов

Тихо, грустно и безгневноТы взглянула. Надо ль слов?Час настал. Прощай, царевна!Я устал от лунных снов.................Я устал от лунной сказки,Я устал не видеть дня.Мне нужны земные ласки,Пламя алого огня.

................Не царевич я! ПохожийНа него, я был иной…Ты ведь знала: я – Прохожий,Близкий всем, всему чужой[156].

Залитая солнцем земля Киммерии, ее горячие камни, горные тропы, душный горький запах полыни исцелили Волошина от химер «города-морока». В стихах он не раз подчеркивал свою инакость по отношению к тем, кто составлял круг «башни». Слишком дорога была ему властно влекущая красота зримого и вещного мира – Божьего творения.

Я, полуднем объятый,Точно терпким вином,Пахну солнцем и мятой,И звериным руном;

Плоть моя осмуглела,Стан мой крепок и туг,Потом горького телаВлажны мускулы рук.В медно-красной пустынеНе тревожь мои сны —Мне враждебны рабыниСмертно-влажной Луны,Запах лилий и гнили,

И стоячей воды,Дух вербены, ванилиИ глухой лебеды[157].

В те трудные для Волошина дни его старая коктебельская приятельница Александра Михайловна Петрова сказала ему: «Я не говорю о том… что у вас больше эрудиции, чем у Вяч. Иванова… Но в вас есть ясность и чистота»[158].

Тем временем Вяч. Иванов и Зиновьева-Аннибал отправились отдохнуть в Могилевскую губернию. Еще зимой Лидия Дмитриевна перенесла воспаление легких и после болезни очень ослабла. Пока она лежала в лечебнице, «среды» без нее стали тише и малолюднее. Исчез дух праздника и опьяняющей дионисийской радости. Посещали дом Ивановых в это время только ближайшие друзья: Волошины, жившие тогда под ними, Сергей Городецкий, Константин Сомов, Михаил Кузмин, Петр Струве. Иногда заходил Блок и приезжал из Москвы Андрей Белый.

Для того чтобы Лидия Дмитриевна окончательно поправилась, было решено провести лето и часть осени на хуторе Загорье, принадлежавшем тетушке старой верной подруги Ивановых Марии Михайловны Замятниной. Вяч. Иванов, Зиновьева-Аннибал, ее старшая дочь Вера и вернувшаяся только что из Швейцарии младшая Лидия поселились там во флигеле усадебного дома. Чистый воздух, прекрасная и тихая природа, спокойная, ничем не возмущаемая жизнь, так непохожая на бурнопламенное бессонное бытие «башни», должны были благотворно подействовать на пошатнувшееся здоровье Лидии Дмитриевны. Перед самым домом в обрамлении берез и елей располагался светлый поросший кувшинками пруд. Время здесь текло совсем по-другому, чем в Петербурге. Красоту этих пейзажей Вяч. Иванов воспел в сонете «Загорье», написанном вскоре после приезда:

Здесь тихая душа затаена в дубравахИ зыблет колыбель растительного сна,Льнет лаской золота к волне зеленой льнаИ ленью смольною в медвяных льется травах.

И в грустную лазурь глядит, осветлена,И медлит день тонуть в сияющих расплавах,И медлит ворожить на дремлющих купавахНад отуманенной зеркальностью луна.Здесь дышится легко, и чается спокойно,И ясно грезится; и всё, что в быстринеМятущейся мечты нестрого и нестройно,Трезвится, умирясь в душевной глубине,И, как молчальник-лес под лиственною схимой,Безмолвствует с душой земли моей родимой[159].