Читаем Вирус турбулентности. Сборник рассказов полностью

– Вер, ты Ирину нашу не видела?

– Нет, а что?

– Да выскочила вся в слезах и соплях в истерике. Не в себе. По коридору кинулась – не догнать.


– От вас?

– Ну, из лаборантской. Выпила, может, лишнего.

– Сумасшедшая что ли? Как таким можно детей доверять? С собой справится не может. Может, к Соколову побежала. Она вокруг него в последнее время вертится.

– Не ревнуй. Твой Соколов на кости не бросается.

– Это точно. Но мозги ей вправить не мешало бы.

– Увидишь, скажи мне.

– Хорошо.

Вера пробежала глазами по залу и двинулась к мужчине у запасного выхода.

– Игорь Александрович, пойдем, потанцуем, хоть обнимешь официально.

– Вер, я не в настроении, – он переложил связку ключей в другую руку.

– Что, Ирина Михайловна прибегала?

– А ты откуда знаешь?

– Да она тут всех на уши поставила. Жить, говорит, не хочу – Соколова люблю.

– Вер, ты что, у меня жена и дети.

– Вот то-то, Соколов, плакали твои жена и дети. Она всем сказала, что ты с ней спишь и она беременна.

– Что ты несешь?

– У Ольги спроси.

– Ольга тоже знает?

– Да все знают. У неё крыша поехала. Мужика нет, денег нет. Ей нервы нужно лечить. Йога и харе кришна, а не гайки в приборах крутить.

– Гайки – это, конечно… Жалко девчонку. Как физик она, вроде, грамотная, и дети её любят.

– Наши дети и Крошечку-Хаврошечку, и Гарри Поттера любят. А те всё по коровьим ушам да кроличьим норам. А ты потом жене объясняй, что не мартовский заяц.

– Поттер-то тут причем?

– Под руку попался.

– Где она?

– Не знаю, ты ж с ней разговаривал.

– Да… – он переминался с ноги на ногу, перебирая ключи из связки на указательном пальце как четки,  – Знаешь, у меня друг есть,  армейский, врач, психолог-психотерапевт. Может, ему позвонить?

– Звони, конечно, где она сейчас бегает. У нас только до второго этажа решетки на окнах.


– Найди её, а? Я выйду позвоню, музыка –  не слышно. У тира встретимся.

 Через полчаса в тире, сидя на единственном стуле, навзрыд плакала Ира. Соколов сидел перед ней на корточках, крепко зажав в правой руке связку ключей.

– Ира, ну что ты, всё хорошо.

– Игорь Александрович, это неправда, я так не говорила, – она раскачивалась взад-вперед, упираясь запястьями в стул, мокрое лицо опухло, – Игорь Александрович, – она завыла, наклонилась и уткнулась лбом в его плечо.

– Тихо-тихо, Ира, осторожно, – он отклонился, – не нужно плакать. Всё хорошо. Сейчас пойдём, умоемся, успокоимся. Зачем так расстраиваться.

– Простите, простите, пожалуйста. У меня мама…

– Ирочка, не нужно так переживать. Это вредно. И плохо сказывается на психике. У всех мама. Зачем саму себя так пугать.

Дверь тира открылась, вошел мужчина в спортивной куртке.

– О, Виталий, приветствую, – Соколов встал и пожал вошедшему руку. –  Познакомься, Ирочка, это Виталий Семенович, мой хороший друг. Он – врач. Он посоветует тебе, как с мамой быть. Ты только не переживай.

– Спасибо, Игорь Александрович, – она повернулась к мужчине в куртке. – Вы врач? У меня мама, ей в больницу нужно, а меня не отпускают.

– Кто Вас не отпускает?

– Они не отпускают.

– Кто они?

– Все – они. Никогда не отпускают.

Из непроглядной тьмы в окно били фонари спортплощадки. Свет в лаборантской не включали. Снизу доносилась музыка.

– Оль, зачем ты так? Хорошая девочка.

– А чё такого, Ангелина Васильевна? Нам с Вами что ли меньше досталось?  Она – к директору. Вам – выговор за неумение наладить работу в коллективе, за давление на сотрудников, статьи в газетах об авторитарной матери Олега Королёва. Мне – плюс два рабочих дня, Алинка без меня не выступит – и плакала наша заграница. Я десять лет землю носом рою, чтобы выехать и ребёнка вывезти. Ничего с ней не будет. Полежит – мозги подлечит. Хватит припевочкой по турпоходам прыгать. Пора взрослеть.

– Ладно, Оль, – Ангелина Васильевна, осев плечами, грузно облокотилась на стол , –  давай Верину маму помянем.

– Давайте. Земля ей пухом. И нам – пухом пусть. Прости нас, Господи.


– – – – -



Волшебная палочка

– Пропустите, пожалуйста.

– Пропустите, ну не надо на ноги наступать.

– Простите, пожалуйста. С утра столпотворение такое.

– Мужчина, подождите, не толкайтесь, видите, я тоже жду. Куда я вам тут пролезу?

– Ну не можете, дайте я пройду.

– Пропустите, пожалуйста. Женщина, Вы не могли бы откатить немного Вашу тележку?

– Прижмите, пожалуйста, тележку к витрине – не разойтись.

– Господи, мужчина, не толкайтесь, мне тоже на работу. Тут все спешат.

В узком проходе между витринами и холодильниками супермаркета теснились люди, пытаясь пробраться к кассе.

– Ну что так долго можно выбирать? Возьмите и отойдите, честное слово. Ну людям же нужно как-то ходить.

– Женщина, Вы не могли бы убрать свою тележку с прохода? Не пройти никому, – молодая женщина с ребёнком на руках сурово подняла глаза на хозяйку продуктовой тачки, загородившей подступ к кассам и мешавшей всем передвигаться, – Женщина, Вы слышите, отойдите, пожалуйста, дайте людям пройти. Тише, Тёмочка, тише, сейчас пойдём. Просто откатите её за ящики.

Молодая мама решительно взялась свободной рукой за тележку, задев торчащую из неё трость. Больше в корзинке ничего не было.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жизнь за жильё. Книга вторая
Жизнь за жильё. Книга вторая

Холодное лето 1994 года. Засекреченный сотрудник уголовного розыска внедряется в бокситогорскую преступную группировку. Лейтенант милиции решает захватить с помощью бандитов новые торговые точки в Питере, а затем кинуть братву под жернова правосудия и вместе с друзьями занять освободившееся место под солнцем.Возникает конфликт интересов, в который втягивается тамбовская группировка. Вскоре в городе появляется мощное охранное предприятие, которое станет известным, как «ментовская крыша»…События и имена придуманы автором, некоторые вещи приукрашены, некоторые преувеличены. Бокситогорск — прекрасный тихий городок Ленинградской области.И многое хорошее из воспоминаний детства и юности «лихих 90-х» поможет нам сегодня найти опору в свалившейся вдруг социальной депрессии экономического кризиса эпохи коронавируса…

Роман Тагиров

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза