Вирус турбулентности. Сборник рассказов

– Простите. Давайте немного подвинем к Вам ближе – и мы пройдём.

Она прижала тележку вплотную к хозяйке и протиснулась, швыркнув пуховиком о куртки идущих навстречу.

– Дим, дай ухо, отодвинь её, пожалуйста, я не пройду – живот застрянет.

– Ты осторожно смотри. Куда её отодвинешь. Вцепилась в тележку, трону – упадет ещё, – и, громче, – Женщина, простите, давайте дадим девушке пройти. Я Вас поддержу, корзинку повернем на минутку. Так. Вот так. Проходите, девушка, проходите. Осторожненько. Вот так. Спасибо. Вот Вам Ваша карета. Спасибо. Всего доброго.

– Простите, пожалуйста, может, Вам помочь? Вам достать что-нибудь? – подошла сбоку девушка в красной куртке.

Тележка по-прежнему была пуста. Из неё торчал только сбитый кругляш палки.

– Хорошо, но если нужно, я могу помочь. Разрешите тогда я пройду. Спасибо.

– Мама, я не хочу сыр, давай кофет купим.

– Сладкого вам и так надарят. Отцепитесь от тележки, чего повисли, дайте человеку продукты выбрать спокойно. Простите, пожалуйста.

Она всё стояла.

– Женщина, завоз будет только после двенадцати, это всё, что есть. Вы ждёте кого-нибудь? Саша, помоги женщине корзину перекатить, нам молочку вывезти нужно – не пройдём.

– Вот сейчас тётя посадит тебя в тележку и увезёт, если не будешь слушаться. Она таких девочек и поджидает тут – непослушных.

– Вы не знаете, эта колбаса вкусная? Ой, простите, я думала Вы берёте.

С началом рабочего дня людской поток иссяк, женщина вытащила трость из корзины и, опираясь на неё, затолкала пустую тележку к выходу.

– Тань, сядь на кассу, я пойду чая попью, – крикнула кассир, когда металлическая корзина, стуча по стыкам плитки, прокатилась мимо неё к выходу.

– Всё, что ли, утро закончилось? – отозвалась, выходя из подсобки, напарница.

– На сегодня всё.

– Слава Богу. Ценники захвати, назад пойдёшь.

– Хорошо.

Женщина с палочкой осторожно, боком, спустилась с крыльца магазина. Пробивалось солнце. В воздухе пахло весной.

Отошла немного от входа, вытащила из кармана телефон.

– Валюш, добрый день, не помешала? Да нет, ничего, всё хорошо. Я на минутку. Я тут все выходные буду очень занята, вы не беспокойтесь, не приезжайте. Да и у вас: у Тимура концерт, у Анечки – утренник. Как вы там всё успеваете, не представляю. Я тут одна сама с собой не успеваю справляться, – она улыбнулась, – У меня всё есть, Валечка, ничего не нужно, спасибо, моя дорогая. Столько дел, меня и дома-то почти не будет. Хорошо-хорошо, конечно, после праздников обязательно увидимся. Всех обнимаю. Всего доброго, дорогая, пока-пока.

Положив телефон в карман, она поправила берет, почесала нос, кивнула проходившему мимо малышу, достала из кармана перчатки, тряхнула, расправив, надела на руки, вытащила из-под мышки палку и неспешно двинулась вдоль проспекта.

Свернув на соседней улице во двор поликлиники, протеснилась по куцему коридору до середины очереди в окошко регистратуры и откинула сиденье одного из кресел, стоявших вдоль стены. Села и выставила трость вперед.

– Женщина, уберите, пожалуйста, палочку с прохода. Вам наступят или споткнется кто-нибудь, – обратилась к ней девушка в белом халате.

Она подождала, пока служащая завернула за угол, – и вытянула в проход ноги.

– – – – -

Мандариновая девочка

Леська брела по городу. Повертевшись в жёлтом свете фонарей, снежинки, хрупкие звёздочки, мерцая, проплывали над деревьями и дорогой. Теплели на миг в отсветах тяжело зашторенных окон, окунаясь в вишневый сироп или охру, и летели, летели, невесомые, вопреки закону земного притяжения. И, казалось, снег не падает, а взлетает над хаосом черных ломаных и гаснет в серо-синем глотке свободы над спинами высотных домов.

Леська поднесла варежку к носу и, закрыв глаза, медленно втянула холодный воздух. Это был не просто холодок. Задержав его, Леська уловила запах ёлки, ощутила колючую клейковину ствола, огни закружились, смешались с улыбающимися лицами, конфетти, серпантином, всё двигалось в такт музыке, вот только звука не было, будто пробежали цветные кадры из любимого фильма. Захотелось встать на цыпочки и удержать этот свет, лица и этот с детства знакомый запах Нового года.

Варежка пахла мандаринами. Горьковатый вкус, повисая в воздухе, медленно истончался. Через потертый шерстяной переплёт просвечивал пористый бок оранжевой корки. Было легко, и совсем не хотелось спешить, хотя дома, наверно, уже волновались.

Дорожка нырнула из сквера к перекрёстку, и запах бензина заглушил предчувствие праздника. Корка потускнела и сжалась, замерзнув. Тогда Леська вытащила её и прикусила тонкий край. Остро защипало язык, но запах теперь не уходил, провожая. Она старалась пройти близко к идущим навстречу, чтобы поделиться.

Леське было двадцать три, но в больших валенках, замотанная в четыре раза вокруг шеи шарфом с кистями, которые прыгали на каждом шагу, неся запах Нового года, она чувствовала, что ей двенадцать, ну, может, двенадцать с половиной лет.