Византиец

Делла Вольпе попытался воспротивиться этой встрече. Дескать, зачем? Все решено, надо быстрее добраться до Рима и предстать на аудиенции у папы. Монетчик уже, похоже, воображал себе, как вознаградит его Сикст за неизмеримую услугу апостольской церкви. И тогда останется получить плату с Иоанна и с Венеции и благополучно сматываться из Москвы, чтобы с заработанными капиталами начать какую-нибудь новую авантюру. Н. про себя улыбался, зная, что этим планам не суждено сбыться. Прибегнув к прямой угрозе, Н. заставил Делла Вольпе повиноваться. Встреча состоялась.

Виссарион принимал посольство в своей болонской резиденции 10 мая 1472 года. Беседу он построил очень аккуратно. Он благословил посольство, но при этом не нажимал ни на Флорентийскую Унию, ни на католичество Зои, чтобы не раздражать присутствовавших греков и русских. Упор Виссарион сделал на другом — на земном, на человеческом.

Кардинал говорил о том, что Италия отдает Москве единственную наследницу Византийской империи. Что для него эта девушка заменяла дочь. И в этом Виссарион не лгал — он любил Зою, причем в отличие от Н. не собирался ею жертвовать ради каких-то глобальных схем. Виссарион просил передать великому князю наказ заботиться о деспине, беречь ее, любить, следить за тем, чтобы она не тосковала, разрешить ей содержать небольшой греческий двор, чтобы было с кем словом перемолвиться.

Слушая эти речи, Н. удивлялся человечности старого прелата. Он знал, что Виссарион — великолепный актер, но таким он его никогда не помнил. Видно, приближение смерти и вправду меняет людей. И тогда Н. пришло в голову: а почему бы не попытаться напоследок получить от Виссариона письменный документ, который бы на века свидетельствовал о поддержке им этого брака?

Положим, в своей родной Болонье Виссарион мог лично распорядиться, чтобы Зою, когда она будет направляться в Москву, встретили надлежащим образом. Что так и будет, Н. не сомневался. Для болонцев слово Виссариона имело силу закона. Хорошо, но тогда пусть Виссарион напишет другим, хотя бы основным городам, через которые будет пролегать путь Зои на север и на восток. Тогда дело получит надлежащую огласку.

Виссарион воспринял предложение Н. с улыбкой. Вероятно, он догадывался, что двигало его бывшим учеником. Но спорить не стал.

— Я и сам об этом подумал. Делла Вольпе, конечно, очень ненадежный человек. Жаль, что мы связались с ним.

Кардинал подчеркнуто сделал акцент на слове «мы». Н. опустил глаза.

— Здесь уже ничего не попишешь, ваше высокопреосвященство. Слишком поздно что-либо менять. Хотя, конечно, я бы предпочел, чтобы вы остались в Италии и смогли лично проследить, чтобы ничего не сорвалось.

— Я и сам бы предпочел. Но у меня нет иного выхода. Сикст настаивает. Я и так медлил столько, сколько мог. Я должен ехать. А письма мы разошлем. Не думаю, что они тебе особенно помогут, но не повредят. Это точно. Мое слово еще что-то значит в этих краях.

Но даже если письма не потребуются, если все пойдет гладко, как я рассчитываю, лишняя демонстрация уважения к Зое в глазах посольства не помешает. Посольство должно видеть, что мы отправляем в Москву не бесприданницу и сироту, а наследницу великого престола, которая волею судеб оказалась на попечении нашей матери церкви. Пусть Иоанн помнит, что в крайнем случае за Зою есть кому заступиться.

По старой памяти Н. предложил Виссариону подготовить проекты писем. Виссарион отказался.

— Не надо. У нас с тобой всегда останутся особые отношения. Но ты мне уже не секретарь. Зачем я тебе буду поручать эти вещи? Ты же знаешь — Зоя мне не чужая. Я дружил с ее отцом. Любил ее как дочь. И искренне хотел ей счастья. Мой грех, что я не смог дать ей это счастье. Но я всегда буду молиться за нее, покуда я жив. Письма я напишу сам.

Это последнее общение с кардиналом оставило в душе Н. смутный след. Виссарион разговаривал непривычно прямо, почти откровенно. Таким Н. его не помнил. Он мучился сомнениями: то ли отнести это на счет приближавшейся смерти, то ли подозревать ловушку.

Однако Н. не мог позволить себе роскошь побыть человеком, даже недолго. Ему нужно было удостовериться, что все сделано чисто, без подлога. Н. удалось перехватить письмо, адресованное приору Сиены. Он аккуратно вскрыл конверт, не нарушив печати, и внимательно, цепляясь за каждое слово; прочитал текст, написанный знакомым, почти родным почерком Виссариона.

Сколько тысяч раз ему приходилось писать этим почерком, поскольку кардинал нередко поручал ему не только готовить проекты писем, но и отправлять их за его подписью. До сих пор, особенно в минуты эмоционального напряжения, нервной встряски, Н. случалось непроизвольно переходить на Виссарионов почерк. Сейчас он изучал письмо кардинала со смешанными чувствами мнительности и восхищения.