Крайне неубедительно выглядела и верительная грамота, исполненная на русском языке. Хотя имя там и подчистили, все равно своей краткостью грамота наводила на невольные подозрения. Вместо традиционного, принятого в таких случаях велеречивого и торжественного описания существа вопроса грамота состояла из одной-единственной фразы: «Великому Сиксту, первосвященнику римскому, князь Белой Руси Иоанн челом бьет и просит, чтобы верили его послам».
Делла Вольпе зачитал текст на итальянском и передал папе небольшой лоскуток пергамента, снабженный привесной золотой печаткой. Некоторые из присутствующих кардиналов переглянулись. Однако тут же попрятали улыбки. С благосклонным кивком, как ни в чем ни бывало, Сикст принял грамоту. «Пронесло», — мелькнуло в голове у Н. Самое трудное, похоже, позади. Дальше Н. полагался на актерский талант Делла Вольпе.
Уроженец Виченцы не обманул его ожидания. Он приветствовал папу таким образом, что это имело вид фактического признания верховенства папской власти. Далее Делла Вольпе произнес небольшую речь, которая сводилась к похвалам в адрес папы, к приветствиям по поводу его восшествия на престол и к заверениям в уважении. Причем монетчик не постеснялся от имени великого князя принести уважение к апостольским стопам папы. Это прозвучало.
Наконец, послы преподнесли понтифику подарки — шубу и семьдесят соболей. Подарки папе понравились. Сикст с видимым удовольствием похвалил великого князя за то, что тот — христианин, что принял Флорентийскую Унию, что не разрешил обратиться к патриарху Константинопольскому, назначенному турками, с просьбой о греческом архиепископе, что пожелал вступить в брак с христианкой, издавна воспитываемой вблизи апостольского престола. Более того, папа назвал Зою дочерью апостольского престола и Священного колледжа.
Завершил Сикст, не отличавшийся деликатностью, тем, что повторно похвалил великого князя, особо отметив, как его поприветствовал московский посол. Затем последовали ответные подарки. Оставалось главное — собственно обручение. День папа не назначил. Сказалась стариковская осторожность, а может, просто забыл. Однако было договорено, чтобы придать торжественность предстоящему акту, что обручение совершится в базилике Князя апостолов Святого Петра.
Для Н. эта церемония обернулась изрядной нервотрепкой. По правде сказать, все это порядком походило на профанацию. На протяжении аудиенции Н. молился о том, чтобы никто из кардиналов не взял слово и не привлек внимание Его Святейшества к незначительному факту: что, строго говоря, русские никогда не принимали Флорентийскую Унию, что они продолжали упорствовать в своей ереси и что у них и в мыслях не было проситься под омофор святого отца. Однако, слава Богу, никто не нарушил молчаливого согласия.
Кардиналы понимали, что при всех оговорках и недосказанностях брак Иоанна с Зоей отвечает интересам Святого престола и Италии в целом. И что совершенно ни к чему заострять сейчас внимание на частностях догмата и ритуала, когда решается судьба большой политики. А кто-то, может быть, и не понимал всего этого, а просто видел, что брак угоден папе, и не хотел портить праздник.
Глава 16
Обручение назначили на 1 июня 1472 года. Через неполную неделю. Для Н. побежали непривычно волнительные дни. Причем Н. отнюдь не ощущал обычное в таких случаях предвкушение победы, замешенное на легком покалывании опасности и азарта. Н. еще ни разу в жизни не приходилось оказываться в положении, когда победа для него оказывалась равносильна поражению. И когда, отдавая свои силы, разум, волю, энергию ради достижения начертанной цели, он в то же время потаенно вздыхал о собственном проигрыше.
Если бы Н. проиграл, Зоя никуда не уехала бы. И он имел бы возможность пусть не видеть ее, по крайней мере, сознавать, что она где-то рядом.
А помимо этого, Н. чувствовал себя довольно тяжело оттого, что именно в эти дни вскрылась та глубина ненависти, которую чопорная, самодовольная, самодостаточная папская Италия испытывала ко всему чужеземному, особенно к греческому. Потому что перед Грецией у Италии так и не прошел комплекс неполноценности. Еще с римских времен.