Читаем Владимир Шаров: по ту сторону истории полностью

Бабка с одной стороны и дед с другой были расстреляны. Еще один дед умер в тюрьме, а единственная бабушка, которую я знал, пять лет отсидела в лагере для жен изменников родины. …В итоге все, что касается собственной родни и первых сорока лет советской власти, я представлял отрывисто, пятнами, в цельную картину мало что складывалось. Потому что, с одной стороны, из того, что я слышал, следовало, что это была жизнь, где люди, как в любой другой жизни, любили друг друга и рожали детей, очень много, часто на износ, работали, – были написаны сотни замечательных книг и сделано несчетное число открытий; наконец, жизнь, за которую они при необходимости шли умирать, и тут же, в той самой жизни, не просто по соседству, а перекладывая, перемежая одно другим – любови, детей, работу, – они стояли в бесконечных лубянковских очередях, чтобы отправить в лагерь посылку с едой и теплыми вещами, которая, если повезет, могла помочь близкому человеку выжить. И это по тем временам еще «светлый» вариант139

.

Иначе говоря, гротескное сознание Шарова выросло на почве невозможности совместить историю семьи (историю рода), в центре которой стоит осмысленная и теплая повседневность, со вписанной в эту историю катастрофой – разрывом, дырой в бездну, из которой веет неприрученным ужасом. Это, конечно, не только его личная «невязка» – она лежит в центре самосознания нескольких советских поколений: условно говоря, от поколения детей 1930‐х годов (Трифонов, Петрушевская, Битов, Вен. Ерофеев и др.), чаще называемых шестидесятниками, до следующих за ними поколений – и в рожденных в поздние 1940‐е – 1950‐е (поколение Шарова, Сорокина, Елены Шварц, Рубинштейна) и 1960–1970‐е (поколение Пелевина, Степановой, Шишкина, Быкова). Но именно Шаров трансформировал эту «пост-память» в рефлексию о религиозном метанарративе русской революции – метанарративе, превратившем Апокалипсис в часть планового хозяйства.

Константы метанарратива

Общие контуры милленаристского метанарратива намечаются у Шарова уже в «Репетициях» (1992). В романах 1990‐х – начала 2000‐х («До и во время», 1993, «Мне ли не пожалеть…», 1995, и «Воскрешение Лазаря», 2002) он уже предстает полностью сложившимся и все более детализированным. В трех последних романах («Будьте как дети», 2008, «Возвращение в Египет», 2013, и «Царство Агамемнона», 2018) метанарратив расширяется, поглощая все новые и новые культурно-исторические дискурсы и стратегии поведения. Однако исследование эволюции этой мифологии в романах Шарова – дело будущего. Первостепенной задачей представляется обозначение ее более или менее устойчивых, то есть повторяющихся мотивов. Повторяющихся настолько часто, что в них можно увидеть архетипы милленаризма в шаровском понимании.

Каковы же они?

1. Русские – избранный Богом народ, Россия – Святая земля

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги