Владимир Шаров: по ту сторону истории

Очередное повторение, на этот раз указывающее на личную причастность автора к этим процессам, можно найти в недавнем эссе о создании книги, которое Шаров написал для альманаха «Текст и традиция», через два десятилетия после выхода романа. Здесь Шаров вспоминает о медленном, подталкиваемом случайными совпадениями вынашивании замысла романа в то время, когда он пытался строить дачу возле Нового Иерусалима, слушая рассказы о «священной земле», на которой он бездельничал: «…строишь там, где кто-то другой тремя веками раннее возводил Град Божий – спасительный город-храм – и, в отличие от тебя, в своих трудах преуспел»306. Затем однажды директор научно-исследовательского института, где когда-то работал Шаров и с которым их пути разошлись, передал ему папку, содержащую всю собранную им библиографию для так и не написанного исследования по истории раскола. Рассказ Шарова заканчивается еще одним описанием процессов погружения и заражения – на сей раз пережитых самим автором:

Избавившись от строительной нервотрепки, я тогда снова почти каждый день ходил в Историчку, и так получилось, что стал выписывать книги из Козловской папки. Читал их одну за другой. До той поры я не мог в себя вместить ничего связанного с Новым Иерусалимом и Святой Землей. Понимал, что не сумею это ни принять, ни переварить, оттого при первой возможности все спускал на тормозах. Объяснял себе, что собор был простым макетом, имитацией, чем-то вроде Выставки достижений народного хозяйства или Диснейленда…

Так я успокаивал себя и успокаивал, пока однажды не понял, что зря стараюсь, что все это уже в меня вошло307.

Перевод с английского Марианны Таймановой

ЭЛЕКТРА, СЕСТРА ПАЛИСАНДРА

НАРРАТИВЫ ФАНТАСТИЧЕСКОГО РОДСТВА И ИХ ФУНКЦИИ В РОМАНАХ ВЛАДИМИРА ШАРОВА

Илья Кукулин

Подайте, подайте, граждáне,Я сын незаконный яво!

Из народной песни о графе Льве Николаевиче Толстом

Нет, я твой отец.

Из фильма «Империя наносит ответный удар»

(цикл Дж. Лукаса «Звездные войны»)

1

На протяжении всего творческого пути Владимира Шарова наибольшее внимание критиков вызывали два свойства его произведений. С одной стороны, его романы почти всегда имеют сложную структуру, чаще всего – с большим количеством рассказчиков и вставных новелл, с перебросами действия из одной эпохи в другую. С другой – в своих произведениях писатель возвращался к одним и тем же «магистральным» идеям; критики иногда полагали даже, что «Владимир Шаров всю жизнь писал один метароман на одну тему»308.

Среди важнейших тем, которые Шаров варьировал в своих больших прозаических произведениях, – фантастические, в духе Х. Л. Борхеса, оправдания социалистической революции и советской власти, чаще всего изобретаемые безумцами, сектантами или провокаторами, но излагаемые на страницах его романов неизменно как стройная и последовательно продуманная система мысли. Шаров работал в литературе на протяжении 1980–2010‐х годов; за это время в культурной истории России сменилось несколько эпох, но на исторические катаклизмы писатель словно бы не реагировал309.

На периферии повествования в его произведениях возникали приметы текущего исторического момента, но к основной конструкции сюжета они обычно имели только косвенное отношение. Такой приметой можно считать, например, осуществленный ФСБ краткосрочный и необъяснимый арест рассказчика в последнем романе Шарова «Царство Агамемнона», написанном в 2012–2017 годах: понятно, что этот сюжетный поворот считывается как «злободневный» в ситуации усиливающегося давления силовых структур на общество.