Власть меча

Темный Хендрик понял, что раздел добычи был наконец признанием того, что не все из них доберутся до реки. Он отвел взгляд от лица Лотара. Они с этим золотоволосым и белокожим дьяволом были вместе с давних лет их молодости. И Хендрик никогда не задумывался о том, что удерживает их вместе. Он испытывал глубочайшую неприязнь и отвращение ко всем белым людям, кроме этого. Они вместе многое испытали, многое видели, стольким делились. Хендрик не думал об этом как о любви или дружбе. Но мысль об предстоявшей разлуке наполнила его опустошающим отчаянием, словно его самого ждало нечто вроде смерти.

– Согласен, – произнес он низким гулким голосом, похожим на звон большого колокола, и посмотрел на белого мальчика.

Этот мужчина и этот мальчик были для Хендрика единым целым. То, что он чувствовал к отцу, чувствовал и к сыну.

– Выбирай, Мани! – приказал он.

– Я не знаю…

Манфред спрятал руки за спину, не желая касаться ни одной из кучек.

– Выбирай! – прикрикнул на него отец, и Манфред послушно протянул руку и дотронулся до ближайших пакетов.

– Возьми их, – приказал Лотар, потом посмотрел на черного юношу. – Теперь ты, Кляйн Бой.

Остались две кучки, и Лотар усмехнулся потрескавшимися губами:

– Сколько тебе лет, Хенни?

– Я стар, как сожженная гора, и молод, как первый весенний цветок, – ответил овамбо, и оба они рассмеялись.

«Если бы я получал по алмазу за каждый раз, когда мы смеялись вместе, – подумал Хендрик, – я был бы богатейшим человеком в мире».

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы удержать на лице улыбку.

– Ты, должно быть, моложе меня, – сказал он вслух. – Потому что я вечно заботился о тебе, как нянька. Выбирай!

Лотар придвинул свои пакеты к Манфреду.

– Положи в мешок, – велел он.

Манфред уложил их долю добычи в заплечный мешок и затянул бечевкой, а двое чернокожих распихали пакеты по карманам рубах.

– Теперь наберем воды в бутыли. Осталось всего семьдесят миль, – сказал Лотар.

Когда они были готовы ехать дальше, Хендрик наклонился, чтобы помочь Лотару встать, но тот раздраженно оттолкнул его руки и оперся о ствол акации, поднимаясь на ноги.

Одна из лошадей не смогла встать, и они оставили ее лежать у кромки воды. Другая выдохлась после первой же мили, но две другие храбро тащились вперед. Ни одна из них больше не могла выдерживать на себе человеческий вес, но одну нагрузили бутылями с водой, а другую Лотар использовал как костыль. Он с трудом переставлял ноги рядом с ней, держась здоровой рукой за ее шею.

Остальные трое по очереди вели лошадей, и все упорно двигались на север. Лотар иногда смеялся без причины или пел сильным чистым голосом, так прекрасно выводя мелодию, что Манфреда охватывало радостное облегчение. Но потом голос Лотара срывался. Он кричал, бормотал что-то невнятное, умолял лихорадочные видения, окружавшие его, и тогда Манфред подбегал к нему и обнимал за талию, и Лотар понемногу успокаивался.

– Ты хороший мальчик, Мани, – шептал он. – Ты всегда был хорошим мальчиком. Отныне для нас настанет прекрасная жизнь. Хорошая школа для тебя, ты станешь молодым джентльменом… поедем вместе в Берлин, в оперу…

– О папа, не разговаривай. Береги силы, папа.

И Лотар снова погружался в гнетущее молчание, механически переставляя ноги, шаркая подошвами по песку, и только трудяга-лошадь и сильная молодая рука сына не давали ему упасть лицом вперед в горячий песок Калахари.

Далеко впереди над редким лесом показался наконец первый из гранитных холмов. Он был круглым, как жемчужина, и гладкие камни светились под солнцем серебристо-серым цветом.

Сантэн остановила лошадь на гребне холма и посмотрела вниз, на неглубокую долину. Она узнала высокие деревья, с верхних ветвей которых она много лет назад впервые увидела африканского слона, и частичка детского восторга, охватившего ее в тот момент, осталась с ней до сих пор.

Потом она увидела воду и забыла обо всем остальном. Оказалось не так легко удержать лошадей, почуявших водоем. Она слышала о путниках в пустыне, которые умирали от жажды рядом с водой, потому что позволяли скоту и лошадям ринуться вперед и превратить воду в жидкую грязь. Но Блэйн и его сержант были опытными людьми и решительно удерживали лошадей.

Как только лошади были напоены и стреножены, Сантэн сняла сапоги и прямо в одежде вошла в водоем, погрузившись с головой, чтобы намочить одежду и волосы и насладиться прохладой мутной воды.