Сантэн и Блэйн молчали, хотя она время от времени посматривала на него краем глаза. Блэйн производил впечатление и просто стоя на земле, а верхом выглядел поистине царственно. В седле он превратился в кентавра, став частью своего коня, и Сантэн теперь видела, как он завоевал международную репутацию игрока в поло.
Наблюдая за ним, она заметила, как невольно исправляет собственную осанку, хотя за многие годы привыкла относиться к этому небрежно, – и наконец уже сидела в седле так же хорошо, как он. Сантэн чувствовала, что могла бы вечно скакать по любимой пустыне рядом с этим мужчиной.
Они пересекли гряду выветренных глинистых холмов, и Блэйн наконец заговорил:
– Вы были правы. Здесь мы ни за что не проехали бы на грузовиках. Тут требуются лошади.
– Да мы еще не добрались до известковых полей, а дальше будут пески. Колеса в них завязли бы навсегда, – согласилась Сантэн.
Мили оставались позади. Бушмены бежали перед ними не колеблясь, спеша прямиком и уверенно к далекой цели. Каждый час Блэйн останавливал отряд и давал лошадям отдышаться, сам при этом спешивался и тихо говорил со своими людьми, объясняя, проверяя вьюки запасных лошадей, убеждаясь, что груз не натирает животным спину, принимая все меры предосторожности, чтобы не допустить переутомления или ран. Потом, минут через пять, он снова отдавал приказ двигаться дальше.
Они скакали до тех пор, пока их не остановила темнота; тогда Малкомс присмотрел за распределением воды, убедился, что лошадей обтерли и стреножили, и лишь после этого подошел к небольшому костру, возле которого сидела Сантэн. Она тоже завершила свои дела, проследила, чтобы бушменов накормили и устроили на ночь, и теперь готовила ужин для себя и Блэйна. Она подала ему походный котелок, когда он присел на корточки напротив нее.
– Сожалею, сэр, что в меню нет фазанов и икры. Однако искренне рекомендую вам говяжье рагу.
– Странно, какое оно вкусное, когда ешь его вот так.
Малкомс ел с нескрываемым аппетитом, потом вычистил котелок сухим песком и вернул его Сантэн. Затем разжег сигару веточкой из костра.
– И как хороша сигара, приправленная древесным дымом!
Сантэн все прибрала и уложила, чтобы утром быть готовой к отъезду, а потом вернулась к костру и заколебалась, добравшись до прежнего места напротив Блэйна. Он подвинулся на попоне, на которой сидел, оставив половину свободной для Сантэн, и она, не говоря ни слова, обошла костер и села рядом, поджав под себя ноги. Их разделяли лишь несколько дюймов.
– Здесь так прекрасно! – тихо заговорила Сантэн, глядя в ночное небо. – Звезды так близко. Мне кажется, я могла бы дотянуться до них, сорвать и носить на шее, как гирлянду из диких цветов.
– Бедные звезды, – мягко откликнулся Блэйн. – Они бы побледнели в сравнении с вами.
Сантэн повернула голову и улыбнулась ему, позволив комплименту остаться между ними, смакуя момент, прежде чем снова посмотрела в небо.
– А вон там моя собственная звезда.
Она показала на Акрукс в созвездии Южного Креста. Майкл выбрал для нее эту звезду. Майкл… Сантэн укололо чувство вины при этом воспоминании, но теперь оно было не таким острым.
– А где ваша звезда? – спросила она.
– А я должен ее иметь?
– О да! – кивнула Сантэн. – Это весьма важно. – Она немного помолчала, потом спросила почти робко: – Вы позволите мне выбрать звезду для вас?
– Почту за честь.
Он не насмехался над ней, он был серьезен, как и Сантэн.
– Вон там… – Она повернулась на север, где в небе сияли созвездия зодиака. – Вон та звезда, Регул, в созвездии Льва, – это ваш знак. Я ее выбираю и дарю ее вам, Блэйн.
Наконец-то она назвала его просто по имени.
– А я с благодарностью принимаю. Теперь каждый раз, когда я увижу ее, я буду думать о вас, Сантэн.
Это был любовный символ, преподнесенный и принятый, они понимали это, и оба замолчали, ощущая важность момента.
– Откуда вы знаете, что я родился под знаком Льва? – спросил наконец Малкомс.
– Выяснила, – без смущения ответила Сантэн. – Я подумала, что это необходимо знать. Вы родились двадцать восьмого июля тысяча восемьсот девяносто третьего года.
– А вы, – откликнулся он, – родились в первый год нового тысячелетия. И вас назвали в его честь. Я тоже выяснил. И тоже подумал, что это нужно знать.
На следующее утро они двинулись дальше задолго до рассвета, снова на восток, следуя за бушменами.
Поднялось солнце, и его жар обрушился на них, превращая пот на боках лошадей в белые кристаллы соли. Всадники ехали ссутулившись, словно под грузом тяжелой ноши. Солнце перевалило через зенит и заскользило к западу. Тени вытянулись на земле перед отрядом, и в пустыню вернулись краски, оттенки охры, персика и жженого янтаря.
Далеко впереди Кви внезапно остановился и принюхался к горячему сухому воздуху, раздувая ноздри. Фат Кви сделал то же самое, они походили на пару охотничьих псов, почуявших фазана.
– Что они делают? – спросил Блэйн, придерживая лошадь.
Прежде чем Сантэн успела ответить, Кви по-птичьи вскрикнул и бросился бежать со всех ног, и Фат Кви понесся за ним.
– Вода. – Сантэн привстала на стременах. – Они почуяли воду.