Власть меча

Он грубо встряхнул ее, впившись пальцами в ее предплечья.

– Блэйн, мне больно!

– Больно? Да я бы вас выпорол, безумная…

– Блэйн, это блеф, я уверена!

Он испугал ее. Такую ярость страшно было видеть.

– Блэйн! Пожалуйста! Прошу, выслушайте меня!

Она увидела, как изменился его взгляд, когда он взял себя в руки.

– О боже, – выдохнул он. – Я подумал…

– Мне больно, – довольно глупо повторила она, и Блэйн отпустил ее.

– Простите… – Он дышал тяжело, словно пробежал марафонскую дистанцию. – Не надо больше так поступать со мной, женщина… я не знаю, что сделаю в следующий раз.

– Блэйн! Послушайте! Это блеф! Он не травил воду! Могу поставить на кон собственную жизнь!

– Вы уже почти это сделали, – прорычал Малкомс, но теперь он слушал. – Почему вы так решили?

Он наклонился к ней ближе, заинтересованный и готовый воспринимать доводы.

– Я когда-то его знала. Хорошо знала. И я слышала, как он клялся… Это он отравил тот источник, о котором вы говорили, тогда, в пятнадцатом году. Он признался в этом, но поклялся, что больше никогда в жизни не сможет сделать нечто такое. Он рассказал о гибели всей жизни вокруг той воды и поклялся!

– Там лежат мертвые лошади, – резко напомнил ей Блэйн. – Как вы это объясните?

– Да, он отравил их. Они все равно уже погибали. Они были загнаны, он не мог оставить их львам живыми.

Малкомс подошел к краю воды и уставился на нее.

– И вы собирались проверить… – Он умолк и содрогнулся, потом отвернулся от воды и громко позвал: – Сержант Хансмайер!

– Сэр? – Сержант поспешил к нему от лошадей.

– Сержант, приведите сюда ту хромую кобылу.

Хансмайер вернулся к лошадям и исполнил приказ. Лошадь прихрамывала на правую переднюю ногу, ее все равно пришлось бы бросить.

– Пусть пьет! – велел Блэйн.

– Сэр? – Сержант явно растерялся, потом понял намерение Блэйна и встревожился. – Из этого источника? Но он отравлен, сэр!

– Вот это мы и хотим выяснить, – мрачно пояснил Блэйн. – Пусть пьет!

Черная кобыла нетерпеливо устремилась вниз по берегу и наклонила к воде длинную шею.

Она с жадностью глотала воду. Вода булькала в ее животе, а лошадь, похоже, готова была пить еще и еще.

– Я не подумала о том, чтобы использовать одну из лошадей, – прошептала Сантэн. – О, какой ужас, если я ошиблась!

Хансмайер позволил лошади пить сколько захочется, а потом Блэйн приказал:

– Отведи ее обратно к коновязи.

Он посмотрел на свои часы.

– Дадим ей час, – решил он и взял Сантэн за руку.

Он отвел ее в тень нависшего над берегом козырька, и они сели там рядом.

– Говорите, вы его знали? – спросил наконец Малкомс. – И насколько хорошо?

– Он работал на меня… много лет назад. Это он провел первые работы на руднике. Он инженер, вы знаете.

– Да. Я знаю, что он инженер. Это есть в его деле. – Блэйн помолчал. – Но вы должны были знать его достаточно близко, чтобы он вам признался в чем-то таком? Это ведь довольно интимная вещь – мужское чувство вины.

Сантэн не ответила. «Что я могу ему сказать? – думала она. – Что я была любовницей Лотара де ла Рея? Что я любила его и родила ему сына?»

А Блэйн вдруг усмехнулся:

– Ревность воистину одна из самых неприятных эмоций, да? Я снимаю вопрос. Он был слишком дерзким. Простите меня.

Сантэн положила руку ему на плечо и благодарно улыбнулась.

– Но это не значит, что я прощаю вас за то, насколько вы меня испугали, – продолжил Блэйн с насмешливой суровостью. – Я действительно готов был вас отшлепать!

Такое предположение вызвало у Сантэн немного странный всплеск нового волнения. Гнев Блэйна перепугал ее, но и возбудил. Полковник не брился с тех пор, как они покинули миссию. Его бородка была густой и темной, как шерсть выдры, и в ней светился один серебряный волосок. Он вырос возле угла его рта и сиял, как звезда в ночи.

– На что вы так смотрите? – спросил Блэйн.

– Гадаю, станет ли царапаться ваша борода… если вы решите меня поцеловать вместо порки.

Сантэн видела, что он борется с искушением, как тонущий с уносящим его отливом. Она представила его страхи, сомнения и муку желания, что кипели в его зеленых глазах, и она ждала, повернувшись к нему, не отстраняясь и не подаваясь вперед, ждала, когда он примет неизбежность происходящего.

Когда он впился в ее губы, это было яростно, почти грубо, словно он был в бешенстве на самого себя из-за собственной неспособности сопротивляться и в гневе на нее за то, что она завела его в эту опасную глушь измены. Он вытягивал из ее тела все силы, и она ослабела в его руках, лишь ее руки на его шее держали по-прежнему крепко, а ее губы мягко открывались ему навстречу.

Блэйн наконец оторвался от нее и вскочил. Он стоял над Сантэн, глядя на нее сверху вниз.

– Пусть Господь сжалится над нами, – прошептал он и зашагал прочь от источника, оставив Сантэн наедине с ее радостью, смятением, стыдом и обжигающим пламенем, разгоревшимся в ее животе.

Потом за ней пришел сержант Хансмайер. Он подошел к источнику и остановился на берегу.

– Вас зовет полковник Малкомс, миссис.

Она вместе с ним вернулась к лошадям, чувствуя себя странным образом далекой от реальности. Ее ноги словно не касались земли, все вокруг казалось сном.