Властелин колец

— В этих Палатах, госпожа. Он был серьезно ранен, но сейчас на пути к исцелению. Но я не понимаю…

— Проводите меня к нему. Тогда поймете.

Князь Фарамир бродил один в саду Палат Целителей: пригревало солнце, и он чувствовал, как новая жизнь струится в его жилах; но на сердце у него было тяжко — он смотрел на восток. Верховный Целитель окликнул его — он оглянулся и увидел Йовин. Душу его тронула жалость, потому что он понял, что она ранена, а его чистый взор прозрел ее печаль и непокой.

— Мой Князь, — сказал Верховный Целитель, — это Йовин Роандийская. Она прискакала с Князем, была ранена и находится сейчас под моей опекой. Но она не удовлетворена и пожелала говорить с Правителем Города.

— Не пойми его превратно, Князь, — проговорила Йовин. — Не нехватка заботы гнетет меня. Для тех, кто ищет исцеления, нет дома прекрасней. Но я не могу лежать в бездействии. Я искала смерти в бою. Но я не умерла, а битва продолжается.

По знаку Фарамира Верховный Целитель удалился.

— Чего же ты просишь, дева? — сказал Фарамир. — Я такой же пленник целителей.

Он смотрел на нее, и жалость к ней глубоко взволновала его; но большее ее скорби поразило его душу ее очарование. А она прочла печальную нежность в его глазах — и, однако, знала, ибо вскормлена была среди воинов, что никому из всадников Марки не превзойти его в бою.

— Чего ты просишь? — повторил он. — Если это в моей власти — я исполню всё.

— Я хотела бы, чтобы ты приказал этому Целителю отпустить меня, — молвила она; но, хоть речи ее были еще горды, сердце ее дрогнуло, и в первый раз она усомнилась в себе. Этот высокий воин, одновременно суровый и мягкий, мог решить, что она своенравна, как дитя, у которого не хватает твердости духа довести начатое до конца.

— Я и сам под опекой Верховного Целителя, — ответил Фарамир, — И пока еще не правлю Городом. Но будь это даже так, я прислушался бы к его совету и не стал бы перечить его воле — вели только в великой нужде.

— Но я не желаю лечиться, — упрямо возразила она. — Я хочу скакать в бой, как мой брат Йомер, а лучше того — как князь Теодэн, ибо он умер и обрел славу и покой.

— Слишком поздно нагонять Полководцев, — проговорил Фарамир, — даже если бы у тебя были силы. А смерть в бою может настигнуть еще всех нас. Ты лучше приготовишься встретить ее, если сейчас, пока есть еще время, станешь следовать советам Верховного Целителя. Ты и я — мы должны терпеливо сносить часы ожидания.

Йовин не ответила, но, когда он взглянул на нее, ему показалось, что что — то в ней смягчилось, будто жестокий мороз подался перед первым предвестием весны. Гордая голова склонилась. И голос звучал тихо, точно она говорила с собой, а не с ним.

— Но целители велят мне оставаться в постели. И мое окно не выходит на восток.

Фарамир улыбнулся, хотя сердце его исполнилось жалости.

— Твое окно не выходит на восток? Это поправимо. Я скажу Верховному Целителю. Если ты останешься в Палатах и примешь наши заботы, то сможешь гулять по саду, когда пожелаешь, и смотреть на восток. И здесь ты найдешь меня, гуляющего и ждущего — и тоже глядящего на восток. Страдания мои облегчатся, если ты согласишься беседовать со мной или просто бродить — молча.

Тут она подняла голову и взглянула ему в глаза; ее бледное лицо порозовело.

— Как могу я облегчить твои страдания, Князь? — спросила она. — Я не хочу говорить с живыми.

— Хочешь ли ты, чтобы я ответил честно?

— Хочу.

— Тогда, Йовин, Дева Роханда, я скажу, что ты прекрасна. В долинах наших гор растут дивные яркие цветы, а девушки наши еще красивей; но никогда не встречал я в Гондоре цветка или девы столь прекрасной — и столь печальной. Быть может, лишь несколько дней осталось нам, прежде чем Завеса Тьмы накроет мир; и, когда она придет, я надеюсь твердо встретить ее; но на сердце у меня будет легче, если, пока еще сияет солнце, я смогу видеть тебя. Ибо и ты, и я побывали под Завесой Тьмы, и одна рука излечила нас.

— Увы, не меня, Князь! — сказала она. — Тьма все еще лежит на мне. Не ищи во мне исцеления! Я — воительница, и рука моя тверда… Однако я благодарна тебе хотя бы за то, что смогу гулять. Любезность Правителя Города отперла замки моей палаты.

Она учтиво простилась и ушла в дом. А Фарамир долго еще бродил в саду, и взгляд его стремился теперь не столько к стенам, сколько к дому.

Вернувшись в палату, Фарамир призвал Верховного Целителя и узнал от него все, что тот мог рассказать о Деве Роханда.

— Вы, без сомнения, узнали бы много больше от Полурослика, что тоже лечится здесь, — добавил Целитель. — Ибо он скакал с князем, и, говорят, сражался в конце с нею рядом.

Мерри прислали к Фарамиру, и они проговорили весь день — и Фарамир узнал многое, больше, чем рассказывал Мерри; и решил, что понимает теперь печаль и волнение Девы Роханда. А вечером Фарамир и Мерри гуляли по саду; но она не пришла.