Как справедливо указал Г. А. Санин[1022]
, А. Л. Ордин-Нащокин, как показывает анализ его заметок, оценивал тексты соглашения, касавшиеся казаков, иначе и вкладывал в них иное содержание. В тексте соглашения положениям о совместных действиях против казаков предшествовала преамбула, где указывалось, что казакам будут прощены все их враждебные поступки в прошлом, если бы «казаки украинские противные (т. е. враждебные. –Правильность такого понимания высказываний политика подтверждается текстом другого исходящего от него документа – его доклада царю. В своем докладе «посольских дел оберегатель» доказывал, что надо вступить в переговоры с казаками Правобережья и «не следует остерегаться поляков, в противности чего бы не показалось мирному утвержению», так как Московским договором «поволено и утвержено, кого они захотят им дано на волю»[1025]
. «Мирное утвержение», о котором упоминал А. Л. Ордин-Нащокин, – это Андрусовский договор, по которому Правобережная Украина признавалась частью Речи Посполитой. Он доказывал царю, что переход Правобережного гетманства под власть России не будет нарушением этого соглашения, так как по Московскому договору польско-литовская сторона якобы согласилась на пересмотр условий Андрусовского договора в этом важном пункте, если таким путем будет разорван союз Правобережного гетманства с Османской империей и Крымом.Заметки позволяют также установить, что, по мнению русского канцлера, заставило Речь Посполитую пойти на такую важную уступку. В этой связи обращают на себя внимание слова, что поляки, «под заступление склонясь, волю казакам дали». Их смысл, как представляется, можно раскрыть, рассмотрев еще одну заметку на полях Московского договора: «А тот промысл, как денги, так и рати, в вечной окуп за Украину»[1026]
. Таким образом, по убеждению А. Л. Ордина-Нащокина, на переговорах в Москве в обмен за «заступление» – военную и дипломатическую поддержку русского правительства в конфликте с Османской империей и Крымом – польско-литовская сторона дала завуалированное согласие на присоединение Правобережной Украины к России, и эту возможность, по его мнению, следовало непременно использовать.С заключением Московского договора связывались и важные планы решения Балтийской проблемы. Убеждение в том, что теперь эти планы удастся успешно осуществить, отразилось в заметке, которой глава Посольского приказа сопроводил 8 статью Московского договора, где излагалось русское предложение о созыве трехстороннего съезда в Курляндии. «Сия осмая статья, – писал он, – замыкает в себе великую государственную тайну», а от ее осуществления «Великой России… прибытки неоцененные будут»[1027]
.От заметок Ордина-Нащокина, характеризующих его замыслы, закономерно перейти к рассмотрению первых дипломатических акций, направленных на их осуществление. Яркий свет на первые конкретные планы, сложившиеся у начальника Посольского приказа после подписания Московского договора, проливает такой ранее не привлекавший внимания исследователей документ, как наказ посланникам И. П. Акинфову и Я. Поздышеву, отправленным в Варшаву в самом конце декабря 1667 г.[1028]
добиваться утверждения сеймом Московского договора. Содержание наказа показывает также, как оценивал глава Посольского приказа сложившуюся к концу 1667 г. международную ситуацию.