Читаем Вниз по матушке по Харони полностью

Но конечно же больше всего срут на Ленина. Потому что Лениных на Руси больше пионеров с трубой, девушек с веслом и Венер Медицийских вместе взятых.

Подытоживая этот эссей, могу предположить, что памятники служат для птиц общественными сортирами. А вот людям в городах посрать негде! (Сатира)


А за памятником вдалеке обнаружилось поселение из одного какого-то странного дома. И был этот дом, ровно как в предыдущем поселении, деревянный. Только многоэтажный. И на берегу стояла арка с плакатом «Добро пожаловать в Раннемонинск!». А перед аркой был шлагбаум с большим замком. Около него дремал часовой. А около дремлющего часового дремал ветхий пес.

И опять на берег в поисках соли земли Русской был отпущен экипаж. Числом все, кроме Клопа. Куда ему с софой мотаться по расейским поселениям. Будто там своих клопов не хватает. Со своими софами.

И вот они стоят перед шлагбаумом и ждут, когда часовой кончит дремать. И кашляли, и «доброе утро» говорили, и другие матерные слова, но часовой упорно продолжал дремать. Зато проснулся пес, зевнул и правой лапой указал:

– Чего орете! Вишь, спит человек, обойти эту арку не можете, что ли?

– А что, товарищи, – сказал Аглай Трофимыч, – товарищ пес интересное предложение сделали – обойдем товарища арку с боков. Тем более «Добро пожаловать».

И все было согласились. Кроме Нупидора:

– Видите ли, красавы, «Добро пожаловать» висит над аркой, а не с боков ее. Так что, возможно, нам грозит задержание за незаконное проникновение на территорию.

– Да, – промолвил Михаил Федорович, – товарищ Нупидор прав. В сорок седьмом году мой приятель проник в пивной ларек в профиль. На фасаде висел тяжелый замок, а сбоку видимого замка не было. Так, небольшой замочек, а это не считается. И он взял ящик «Московской» и десяток бутербродов с сыром. На чем его и прихватил участковый Якименко. Ну, участвовал в лагерной самодеятельности. Козина знал. В шестидесятые стал популярным эстрадным певцом. – И Михаил Федорович ушел в прошлое.

Калика Переплывный хотел было вернуться на борт корвета, но остановился. А вдруг там и впрямь цель его путешествия, а они… Кусай потом локти…

Марусенька, знамо дело, молчала. Не женское дело – делать выбор между законом и целесообразностью.

И тут Сидоров Козел сказал:

– Вызываю огонь на себя! Русские не сдаются! Да здравствует соль земли Русской!

И вдарил могучей рукой по замку. И снес его к такой-то матери. (Кстати, сын этой матери в Госдуме сидит.) И экипаж пошел в поселение Раннемонинск.

И стоят перед этим самым многоэтажным (7 этажей) домом. В принципе такое количество этажей из деревянного стройматериала невозможно соорудить по разным физическим законам. Такое соображение высказал Михаил Федорович, который имел высшее техническое образование. На это соображение свое соображение высказал Нупидор:

– Видишь ли, красава Михаил Федорович, не каждому челу в русском народе закон писан. Вот это-то и делает невозможное возможным. – И замолчал вызывающе. – Вона блоху подковывает, птицу-тройку – одним топором да долотом, а на законы физики ему раз плюнуть и растереть.

– А что… – многозначительно произнес Аглай Трофимыч, – то-то и оно. Это я вам говорю.

– Да, мил человек… – это Калика Переплывный сказал, – Нупидор, что-то в этом есть… – дальше ему слов не хватило.

– …народообразующее… – неуверенно продолжил Михаил Федорович.

– …малый кристаллик в соли земли Русской… – подытожил Калика.

Так вот задрали они головы вверх и увидели в этом самом верхе вывеску «Muzeum Russkogo Topora». Михаил Федорович, который в институте изучал английский язык, перевел:

– Музей русского топора.

И тут дверь избы-высотки распахнулась, и в ней показалась молодая женщина в сарафане, кокошнике, кожаных лаптях от Юдашкина и с жостовским подносом в руках, на котором стоял штоф водки зеленого стекла, лафитники и каравай хлеба с солонкой поверх. А лицом женщина напоминала покойную Анну Андреевну Ахматову кисти незабвенного Амадео Модильяни. А за спиной женщины стоял молодой джентльмен в распахнутом настежь армяке, из-под которого виднелась майка с надписью «Massachusetts Institute of Technology». И полиглот Михаил Федорович перевел ее как «Массачусетский технологический институт». И этот малый выходит из-за спины интеллигентствующей женщины и говорит торжественную речь:

– Уважаемые господа, мы с моей супругой Мариной Александровной Метельской приветствуем вас, первых посетителей Музея русского топора. В связи с чем предлагаю вам по старинному русскому обычаю хлопнуть, дерябнуть, ошарашить рюмку хлебного вина и по тому же обычаю занюхать, закусить, зажрать стоящим перед вами саморучно изготовленным ржаным хлебом с йодированной поваренной солью «Экстра», изготовленной ООО «ТДС» в городе Москва. А зовут меня Андреем Метельским. Фамилию мне дали по фамилии отца, деда, прадеда и так далее. А имя – по «Эх, Андрюша, нам ли быть в печали». Мариночка, плесни нашим первым гостям!

– Милый, ты забыл, у меня всего две руки, и обе заняты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза