Вниз по матушке по Харони

А Марусенька, скромница, всего отъела понемногу и никак ничего не комментировала: негоже девушке в мужские разговоры лезть. И про себя пожалела оставленного на своей софе Клопа. А может быть, как-нибудь заманить на корвет эту самую Мариночку… Чтобы и Клопу жизнь медом показалась. И сама испугалась этой крамольной мысли.

А после обеда путники, несколько окосевшие от еды и еще сильнее от питья, засобирались на корвет. Добавив в груз познания толику соли земли Русской в виде ТОПОРА. Но напоследок Калика Переплывный задал Метельскому еще один вопрос:

– А почему, мил человек Андрюша, ваш будущий город зовется Новомонинском?

– А это к Маришке.

И Маришка рассказала, что когда Россия вела освободительные войны для защиты будущих рубежей, то здесь, вот на этом самом месте, остановилось на отдых малое казачье войско казака заводчиков Демидовых Митяя Монина. И поставило здесь острог для защиты. А потом налетела сиреневая орда хана Рамзана и пожгла всех защитников. Кроме одного чудом спасшегося мальца, который многие годы добирался в Европейскую Россию и там дал многочисленное потомство.

А потом Маришка печально поникла головой.

– Пошто опечалилась, мил женщина Маришка? – воззвал Калика.

– А то опечалилась, – ответствовал ее муж Андрей Метельский, – что ее девичья фамилия – Монина.

– Ну ладно, – спросил напоследок любознательный Михаил Федорович, – а с чего ты, Андрюха, построил этот деревянный небоскреб, который построить в принципе невозможно, а не обычный мотель и музей рядом?

– Как «с чего»? – с задорным взглядом ответил Андрюха. – Без невозможного жить невозможно. Ну и интереснее.

С этим знанием путники и отбыли на корвет.

И стоя на корме, Нупидор произнес очень главную фразу:

– Вот она – любовь к отеческим гробам… Калика, любезный друг, запиши…

И Калика умственно это и записал. Память у этих калик огромадная. И про «жить интереснее» тоже записал.

И вот обратно плывут они по Харони и заплывают в средний Дальний Восток. Места Михаилу Федоровичу хорошо знакомые с геологических времен. И вот он узнает знакомые горные хребты Большой Гулящий, Малый Перетружный, Пятый Угловой… И Михаил Федорович как-то оживился, будто ожидал встретить что-то знакомое. Но по мере того как корвет заплывает за угол Пятого Углового хребта, оживление на его лице сменяется каким-то недоумением:

– Странно, тут стояла чайная, в которой подавались очень и очень неплохие пироги с тайменем… Очень хорошо шли под ханшин.

И действительно, за углом Пятого Углового хребта не было ничего напоминающего чайную с пирогами с тайменем и ничего напоминающего ханшин. Только виднеются какие-то таблички с какими-то знаками и что-то обозначающие ветхие веревки. И в который раз сошли путники на берег. Но на сей раз сошли только втроем: Калика Переплывный – потому как кто его знает, может, в этих табличках и веревках что-то и есть на предмет соли земли Русской, Михаил Федорович – чтобы узнать, что сотворилось с его прошлым, и Нупидор – потому что что с пидоров взять, всем-то они интересуются, все-то им надобно знать.

Шкипер на берег не сошел – потому что зачем сходить, если можно не сходить. Да и притомился он возрастом. Будто Агасфер какой.

Марусенька не сошла, чтобы соскучиться по Нупидору.

А Сидоров Козел остался с Клопом, чтобы… Ну, чтобы Клопу не было без него одиноко.

И вот Калика, Нупидор и Михаил Федорович стоят перед первой табличкой, на которой можно прочитать следы надписи «Утопическ». И от нее тянутся веревки, перекрещивающиеся под прямыми и кривым углами. И вроде бы чем-то напоминающие улицы. И на столбиках – таблички с названиями предполагаемых улиц. И вот они идут по улице Имени Четвертого Сна Веры Павловны, улице Имени Памятника Чернышевскому. А вот они сворачивают на проспект Сен-Симон Блюз, идут по Первой Ленинской, пересекают площадь Солнца, идут по Второй Ленинской, проходят через пруд по Мосту Манилова на Третью Ленинскую и отдыхают на перекрестке переулков Герцена и Огарева.

А за запущенной окраиной лежит груда мусора с совсем уже проржавевшей вывеской «Чайная» и стертым рисунком, напоминающим рыбу.

Стоят опечаленные. Молчат. А потом Нупидор неизвестно зачем проговорил, глядя в перспективу:

– Для блага человечества нам необходимо гасстгелять его лучшую половину к чегтовой матеги!

– Какую чайную загубили! – голосом Станиславсого в роли Сатина воскликнул Михаил Федорович.

Опять все замолчали, а потом Калика Переплывный резюмировал:

– А может, мил мои друзья, в этом и есть соль земли Русской…

А окончательную точку поставил Нупидор:

– Разрушить до основания, а потом – что получится.

С тем и вернулись на корвет.

И вот они плывут себе по Харони и размышляют, сколько нам открытий чудных сулит Дальний Восток. И точно, чудное открытие им и открылось. Навстречу им вывернулась моторная джонка, на которой на двух языках, китайском и русском, было написано «Таможня». Правда, почему-то на джонке были только китайцы.

– Твоя моя деньги давай! – послышалось с джонки.

– Документы покажите, если вам, конечно, нетрудно, – крайне вежливо попросил шкипер. На что получил такой же вежливый ответ: