Вниз по матушке по Харони

И вот все мальчики вернулись, а девочка, Марусенька, наша раскрасавица, не вернулась. Ну, мальчики стоят ждут: мол, может, она не только по-маленькому, ну, то-се… Вот…

А Марусеньки все нет и нет. Калика пошел на разведку за фанза направо за угол, узнать у Марусеньки, что, мол, и как, и пошто припозднилась, девица красная: аль обидел тебя кто?.. И вернулся сильно обескураженный:

– Нету там нашей красавицы…

Ну, наши на всякий случай осмотрели все углы всех фанз на улице. Ни-ко-го! И все вопросительно посмотрели на Ольга Николаевиса.

– Однако похисение Малуськи. Лусскими. Ласа-таун. Лусски тлиада. «Селная коска-мыска-собаска». На плодазу в Центлальный Китай.

– Надо же в полицию!!! – заволновался Калика. – Где тут у вас, мил человек китаец, полиция?

– Бесполезно, – сказал Нупидор, – вспомните, что говорил Андрюха Метельский.

– Что он говорил, мил человек?

– А то он говорил, что в русские кварталы китайские полицейские соваться побоятся…

И все вспомнили и обратно печально замолчали. И тут Ольг Николаевис хлопнул себя по лбу (у китайцев «эврика» находится во лбу) и заявил:

– Есть у меня в лусском квалтала знакомый полисейская, они все могут!

– Кто такие? – спросил Михаил Федорович.

– Глеб Зеблов и Володя Салаков.

И повез всех в Ласа-таун. Ну, не сам повез, а на таксомоторе «Лада», в который была впряжена тройка борзых китайских рикш.

И не спрашивайте меня, как они поместились в «Ладу» всей компашкой. А я вам все равно отвечу: эта «Лада» местными умельцами оттюнингована под лимузин, а мотор остался от «Лады», поэтому к нему и добавили трех китайских рикш.

И вот они мчатся по улицам Вань-Маня, а окружающий китайский люд, косясь и постораниваясь, дает им дорогу. Но вот фанзы закончились, и пошли пятиэтажные хрущевки, любовно сохраненные со старых советских времен. И на первой – вывеска «Бар «На троих». Остановились. Вошли в бар. У стойки сидят два мужика.

– Это лусская сыссики! Сыссики!

Сыщики обернулись на зов.

– Кто будете, господа-товарищи? Предъявите ваши документики, – спросил сыщик постарше.

И Ольг Николаевис ответил:

– Здолово, господа-товалиси сыссики, вот тут тулисты из Лоссийская Феделасии.

– Как так – из «Лоссийская Феделасия»? – удивился кто громко, кто молча (молча – из наших).

– А здесь что? – уточнил Михаил Федорович.

– Здесь, у них Эсэсэла, – ответил Ольг Николаевис.

– Уточняю, – рубанул Жеблов, – Союз Советских Социалистических Республик! Значитца, товарищи-граждане, документики попрошу! Давай, дед, – обратился он к Калике, – руки на капот! Чтобы я видел!

– А чем тебе этот старик не нравится, Глеб? – спросил сыщик помоложе.

– Это приказ, Шараков! Уж больно он на постаревшего Кокса смахивает…

Перепуганный Калика положил руку на капот.

– Обыщи его, Володя! – приказал старший.

– Слушайте, товарищ, – обратился к старшему Нупидор, – так же нельзя с пожилым человеком!

– А вас, гражданин, я бы попросил молчать. Тоже мне пидор нашелся…

И корветовцы изумились изумительной проницательности сыщика.

– Нет у него документов, Глеб, – сообщил молодой после обыска Калики.

– Тогда это не Кокс, – кивнул головой Жеблов, – у Кокса всегда была ксива. И не одна. Ну, здравствуй, гражданин. Как звать-величать будем? Род занятий? Прописка?

– Вы бы представились, товарищи сыщики, – нагло потребовал Нупидор.

– Это пожалуйста, – ответил старший. – Глеб Жеблов.

– А я Володя Шараков, – представился в свою очередь молодой.

– Так кто такой будете, товарищ? – продолжил Жеблов.

– Как тебе сказать, мил человек сыщик, люди кликают Каликой, род занятий – калика. Прописан по адресу не дом и не улица, мой адрес – Россия.

– Матушка-Россия, конечно, дедушка? – уточнил Шараков.

Калика призадумался на предмет родственных связей с Россией. Ему раньше не приходилось отвечать на такие вопросы. И тут на помощь к нему пришел Нупидор:

– Так точно, гражданин начальник. Красава. Она родимая.

– За что срок мотал? – поинтересовался Жеблов у Нупидора.

– Семидесятая УК РСФСР. Антисоветская деятельность. Три года.

– Ну, скажи спасибо. Я бы мог и расстрелять. Вор должен сидеть в тюрьме, а антисоветчик – лежать в могиле! А ты кто будешь? – обратился он к Михаилу Федоровичу. – Что-то твоя рожа мне знакома…

– Ну как же, мы же с тобой в одной школе учились. В 186-й.

Жеблов всмотрелся в лицо Михаила Федоровича, а потом улыбнулся скупо, как только и умеют улыбаться советские сыщики:

– Помню, ты на год моложе был. Пацан! – И как-то затосковал под гирей времени, а потом встряхнулся: – Так какие дела, чувак?

– Так вот, Глеб, девушку у нас похитили, на тебя одна надежда…

– Так, – оперся Жеблов на кулак, опершийся на колено, – Шараков, кто у нас по торговле живым товаром здесь главный?

– Ну как кто, Глеб. Известная личность. Все под ним ходят. – И Шараков начал загибать пальцы: – Урки, босота, марафетчики, катраны, шмаровозы, черные риелторы, рэкетиры, скупщики ржавья и акций. Ну, и глава администрации, и депутаты русского квартала. Так что Горбатого лучше не трогать.

– Ты меня не понял, Шараков. Вот стоит мой школьный товарищ Мишка. И нет уз святее товарищества. Я сказал! Где сейчас Горбатый?