Читаем Вниз по матушке по Харони полностью

Шараков стал смотреть в мостовую, чтобы там узнать, где сейчас Горбатый:

– Так что, Глеб, об этом должен знать Копченый.

– А где сейчас Копченый?

– Как где? В бильярдной в Парке культуры и отдыха имени Набокова.

Все погрузились в оттюнингованную «Ладу», и рикши солидарно с двигателем понесли всех в Парк культуры и отдыха имени Набокова. В бильярдную.

В бильярдной было дымно, пахло пивом и воблой. Люди пили пиво, закусывали воблой, неистово курили – ну, и играли в бильярд. Здесь собрался почти весь уголовный цвет русского квартала города Вань-Мань.

А за дальним столиком стоял Копченый, и тоже пил пиво, и тоже курил. И наши подошли к этому столику. Копченый продолжил пить пиво и курить, потом поднял вверх руку с откляченным указательным пальцем и позвал:

– Манька! Облигация!

К столику подбежала полногрудая официантка.

– Манька! Принеси гражданам начальникам. Сама знаешь что.

Манька кивнула – и через секунду перед гостями пивной стояли кружки с пивом и тарелка с уже очищенной воблой. Жеблов было поднял кружку, как Манька-Облигация кокетливо маникюром левого мизинца коснулась руки Жеблова и так же кокетливо сказала:

– Не гони лошадей, начальничек.

А потом вынула из грудей две четвертинки «Московской особой» и мигом расплескала водчонку в кружки с пивом.

– Ерш по-вань-маньски! – И опустила грудь на уровень живота.

– Так что тебе, начальник? – спросил Копченый после того, как прибывшие гости просвежились ершом по-вань-маньски.

– А скажи-ка мне, Копченый, где сейчас малина Горбатого?

– Хочешь, чтобы я ссучился, начальник? – в свою очередь спросил Копченый, обсасывая хребтик воблы.

– Не отвечай вопросом вопрос, Копченый! Ты же русский человек! Хочу… И точка!

– А за базар перед Горбатым будешь отвечать?

– Отвечу, Копченый, отвечу. Ты меня знаешь, я базар фильтрую. – И в подтверждение своих слов вытащил из-под ремня галифе пистолет. И положил его среди останков вобл.

– Понял, начальник. А давай так сделаем. Чтобы мне было не западло, сгоняем с тобой шары, и я тебе Горбатого сдам, как будто я его тебе проиграл. А то перед пацанами будет неудобно.

– Я тебя услышал, – ответил Жеблов и пошел к бильярдному столу.

И все потянулись за ним. Короче говоря, с первого удара Жеблов завершил партию.

– А теперь говори, Копченый: где Горбатый?

– Понял, понял, начальник… Слушай, начальник, а зачем тебе Горбатый? Дочку твою клецанул?

– Не твое дело, Копченый. Проиграл – плати! И точка! Девушку у этих залетных фраеров подрезал. Ну?

– Понял, начальник… Кирпич! – К столу подошел Кирпич. Ну, вы знаете, как он выглядит. – Проводи начальника и фраеров на хазу к Горбатому.

– Понял, Копфеный! Здорово, нафяльник. Видиф, откинулфя я от хофяина. Пофле того, как ты мне кофелек подлофыл. Пофли…

И они пошли, но недалеко. Сразу за Парком культуры и отдыха имени Набокова стоял невзрачный домик. И Кирпич в дверь дома отстучал пароль «Спартак – чемпион». И через короткое время из-за двери послышалось:

– Кто?

– Фвои, Промокафка, – ответил Кирпич.

– Свои все дома, – послышалась из-за двери шутка Промокашки.

И дверь открылась. Мощная рука Жеблова выдернула Промокашку из дома.

– Продал, сука?! – прохрипел Промокашка Кирпичу.

– Вор долфен фидеть в тюрьме! – гордо ответил Кирпич. – Правильно я говорю, нафяльник?

– Правильно, правильно… Шараков, надень на Промокашку браслеты… А теперь Горбатый! Горбатый, выходи!

Из-за двери раздался выстрел.

– Повторяю! Горбатый, выходи! – И сразу в третьем чтении: – Горбатый, выходи!

– А если не выйду, то что?

– Торговаться вздумал? Да ничего!

– А-а-а, тогда выйду.

И действительно вышел. Но не совсем, а лицом.

– Ну, что хочешь, мусор?

– Девку отдай.

– Русские девки нынче в цене, мусор. Башлять надо. Могу башлями взять, могу ржавьем, а могу прямо с девки натурой, а потом и отдать. Что выбираешь?

Жеблов задумался, а потом сказал, рубанув воздух ребром ладони:

– Значитца, так! Сейчас гранатой тебя рвану!

– Так ведь и девка тоже…

– Что «девка»?! Что «в цене»?! Русские мужики еще понаделают! И точка! – И вынул гранату.

– Ну, давай взрывай, – громко выдохнул из-за двери Горбатый. – Давай я тебе посчитаю. Раз… два…

– Стоп-стоп, вы что, господа, так же нельзя! – заволновался Нупидор. – Может, лучше заплатить? Правда, товарищ Калика?

– А как же, мил человек Нупидор, – отвечал Калика, доставая из кармана золотой пердонец, который, как вы, очевидно, догадались, вернулся к нему от Ольга Николаевиса, – негоже девке взорванной быть. Да и мил человеку Нупидору без нее грустно жить будет. Держи! – И кинул в дверь золотой пердонец.

И взамен пердонца оттуда вышла Марусенька. Вышла и застыла в объятиях Нупидора. А взамен Марусеньки Жеблов швырнул в дом гранату. А вместо нее из двери пулей вылетел Горбатый. И тут же нарвался на пулю из нагана Жеблова. А взрыва-то и нет.

– Учебная, – спокойно проговорил Жеблов, – Горбатого могила исправила. – А потом взошел в дом и вернулся оттуда с чемоданом юаней.

– Угощаю! – сказал Жеблов и повел всю компанию в русский ресторан «Националь».

А Калика проверил карман на предмет возвращения блудного золотого пердонца. И успокоился.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза