Читаем Вниз по матушке по Харони полностью

– Тлудно. Так давай! Твоя моя… А то… – И показал это «а то» в виде пушки, нацеленной на корвет. Возникла пауза. После чего послышалось:

– Залязай пуска! Осколосная сналяда! Моя твоя как хляснет!

На джонке началась какая-то возня, и на корвет оказалась нацеленной «пуска с осколосной сналядой».

– Снял вопрос, – снял вопрос шкипер. – Милейший Калика, думаю, надо запускать ваш пердонец.

– Сейчас, мил человек Аглай Трофимыч, дадим китайскому мил человеку пердонец. Золотой неразменный, – и показал джонке золотой пердонец.

– Рулите к джонке, Козел, сын Сидоров.

– Есть рулить к джонке, – отрапортовал Сидоров Козел и как-то двусмысленно улыбнулся.

И корвет, ведомый железной рукой Сидорова Козла, как-то неловко пристал носом к борту таможенной джонки. И с нее на корвет вспрыгнул китаец в мундире, увешанном медалями с портретами императоров Цинь, Минь и Мао Цзэдуна.

– Давай деньга… – Взял из руки Калики золотой пердонец и попробовал его на золотой зуб.

– Настоясяя! – улыбнулся китаец.

И тут стало ясно, почему двусмысленно улыбался Сидоров Козел. Он крикнул сам себе:

– Полный вперед!

Корвет рванул вперед, аккуратно разрезав таможенную джонку на две части, которые на китайском языке пошли на дно реки Харонь. И тут китаец, вместо того чтобы разгневаться, улыбнулся и сказал:

– Осень холосо, делиться денезкой не нузно.

– Так это что, – удивился видавший много видов Михаил Федорович, – не таможенный сбор?

– Не, не тамозенная сбола, – быстро и улыбчиво согласился медаленосный китаец, – плостой коллупсия. – И пал в обътия ошалевшего Михаила Федоровича.

– Вот она соль земли Русской. Китайская коррупция, – прошептал Нупидор.

– Послушай, мил человек китаец, – вступил в разговор Калика, – а не согласишься ли ты рассказать, а ежели это возможно – и показать, как это на земле Русской нашенской китайское поселение оказалось?

– Канесно показу, – еще раз блеснул золотом зубов китаец, – в катестве бонусы. – Китаец поклонился масляному пятну на месте потонувшей джонки. – Поехали, – сказал.

И корвет «Вещий Олег» пристал к причалу китайского поселения на русской реке Харонь.

И любопытствующая часть насельников, а это все, кроме Клопа, отправились на экскурсию по… Скоро узнаем.

События в городе Вань-Мань

– Наснем, позалуй, – начал китаец. – Моя зовут по моя лусская зена Ольга Николаевиц – Ольгом Николаевис Хуацяо, а голод нас звать лусско-китайская имя Вань-Мань. Населений плеимусественно китайская… Китайсы тут всюду хиляют, пьют аломатный цай, китайское буги лабают, в посете тут суп из целвей, акулий плавник, тлепанг, еда не для лусский людей, китайскую мать их так. Есть амеликанская, колейская, немеская, японская, казахская люди…

– А лусская у вас зывет? – съязвил Сидоров Козел.

– А как зе? Селая лусская квалтала. «Ласа-таун». Мы туда не ходим: стласно осень! Там лусская Тлиада «Селные коска-мыска-собаска».

Это нас главная улиса. Улиса Мао-Иосифа. Песеходная зона. По ней у нас гуляет молодез. Иногда плоеззают танки. А одназды эти два событий совпала. Танки не постладала. Гусениса помыла, и все.

– Что-то мне все это напоминает, – стал припоминать Михаил Федорович, на что Нупидор уточнил:

– Девятого января 1905 года? Бульдозерную выставку? Болотную площадь?..

– Обизаес, – обиделся Ольг Николаевис, – смесались в кусю танки, люди – это наса, систо китайская тладисыя!

Аглай Трофимыч и Калика печально кивнули головами, вспоминая, кто – разгон Иудеи ассирийцами, кто – разгон Суворовым Пугачевского освободительного движения народа, а Сидоров Козел как-то с уважением посмотрел на китайца: мол, старая нация, вот у них танки по людям и ездят… В России до этого еще не додумались, но ничего – дорастем и мы до них… Что у нас, танков не хватает?! Одной «Арматой» тыщу людей давануть можно!

И все замолчали. Кто – гордо, как Ольг Николаевис, кто – печально, как старики Калика и Циперович. Ну и Михаил Федорович тоже печально. Потому как тоже старик. Как бы он ни хорохорился в компании молодых девушек, а также одной женщины-неврологини больницы № 168 Катерины Александровны.

А Нупидор глянул на Сидорова Козла с сожалением и сказал ему:

– Ну, милый мой Козел, в нашей стране никогда и никому доподлинно неизвестно, кто попадет под раздачу. Так что не зарекайся…

И так он это сказал, что Сидоров Козел публично застыдился.

И вот все стоят и молчат. А потом Ольг Николаевис повел было их дальше, но тут Марусенька, вся краснея, спросила у китайца, где у них общественный туалет. Китаец вопроса не понял, но на всякий случай спросил:

– Тебе по-маленькому или по-больсому?

– По-маленькому, – став красной, как государственный флаг Китая, ответила Марусенька.

– Ааа, – понял китаец, – вон там наплаво за той угол фанза, – и указал на китайскую избу на углу, – там систое поле, писай сколько хосес. – А потом поерзал и добавил: – Девоски наплаво – мальсики налево. За длугой фанза. Там систый лес.

И все разбежались, как и было сказано.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза