Волчица и пряности. Том I

Помнится, и ему порой виделось такое по ночам. В своих снах он не раз приезжал на родину, а там торговца по имени Лоуренс никто и не помнил. Впрочем, можно приехать в родную деревню спустя два-три десятка лет и не найти её на месте. Говорят, такое нередко случается: войны, эпидемии и голод стирают с лица земли целые поселения. Потому-то странствующий торговец и мечтает о собственной лавке, ведь для него это надежда обрести новую родину, новый дом.

— Невыносимо даже думать, что как-нибудь вновь глаза откроешь — и никого... Надоело одиночество. В одиночку холодно. В одиночку... тоскливо...

Холо всё изливала душу, а Лоуренс только и мог, что поглаживать её по голове. Решил ничего не говорить: вряд ли бы она услышала его в таком состоянии, а самое главное — разве смог бы он отыскать верные слова утешения?

Временами, когда Лоуренс сидел на козлах или когда он приезжал в новый город, тоска накатывала и на него. Торговец по себе знал, что тут ничего не поможет, — оставалось только пережить этот миг, ожидая, пока буря в душе уляжется сама собой.

И верно: они ещё постояли вот так, прижавшись друг к другу, но Холо, кажется, наконец успокоилась, разжала пальцы и подняла голову. В ответ Лоуренс опустил руки, а она, продолжая сопеть, высвободилась из его объятий.

— Стыд какой... — Голос её стал уже прежним, хотя глаза и нос были ещё красные.

— Дурные сны и у странствующих торговцев бывают.

Холо смущённо хихикнула и шмыгнула носом.

— Ну и ну, да у тебя же всё лицо липкое! Погоди-ка.

Лоуренс поднялся с кровати и протянул Холо лист бумаги со стола, весь исписанный и разрисованный. Однако чернила уже высохли, так что утереться им было можно.

— Ну... А как же...

— Я всё равно их не храню. Да и кто знает, как пройдёт сделка. Шкуру неубитого медведя делить не вредно, только нужно знать меру, — рассмеялся Лоуренс.

Холо фыркнула, заразившись его весельем, затем взяла протянутый лист бумаги, тут же высморкалась, протёрла глаза и заметно посвежела. Выдох, глубокий вдох — и она хихикнула, словно стараясь скрыть смущение. Лоуренсу даже вновь захотелось её обнять, но он решил, что не сто́ит: Холо ведь уже пришла в себя и, наверное, ни минуты не сомневаясь, отвергла бы его поползновения.

— Теперь я у тебя в большом долгу.

Было непонятно, догадывалась ли Холо о его мыслях. С невозмутимым видом она подобрала раздавленный кусочек хлеба и сунула в рот. Лоуренс же смотрел на неё, в душе радуясь, что на сей раз избежал колкостей. Девушка доела хлеб, стряхнула крошки с ладоней и чуть заметно зевнула. Кажется, слёзы порядком истощили её силы.

— Поспать бы ещё. А ты спать будешь?

— Да, пора бы. Зачем тянуть — только на свечи зря тратимся.

— Хе-хе. Типичные мысли торговца, — улыбнулась Холо и легла в кровать.

Взглянув на девушку напоследок, Лоуренс задул свечу. От внезапной темноты глаза, привыкшие к свету, будто ослепли. Ночь ожидалась ясная, на небе должны были сиять звёзды, однако в щель между закрытыми ставнями не проникало ни лучика. Лоуренс не стал ждать, пока глаза привыкнут к мраку, и решил на ощупь пробраться к своей постели, которая стояла прямо у окна в дальней части комнаты.

Он осторожно переступал ногами, стараясь не ушибиться о кровать Холо, а когда добрался до собственной, то в темноте нашарил руками её края и медленно опустился на неё, подобрав ноги.

Помнится, однажды он свалился на кровать со всего маха и ударился об угол так, что потом долго ходил, потирая больное место. С тех пор стал осторожнее, хотя сам того не замечал.

Когда Лоуренс подвигался на кровати, желая устроиться поудобнее, оказалось, что на ней уже кто-то лежал.

— Эт-то ещё что...

— Придержи язык.

Сердитые нотки лишь добавили очарования приятному голосу, а руки потянули Лоуренса вниз, так что в конце концов он устроился на кровати, тесно прижимаясь к Холо.

Это ли хрупкое тело он обнимал чуть раньше? Сейчас оно казалось крепким, сильным и вместе с тем мягким и податливым. Одно слово — девичье.

Сердце забилось чаще (и тут он ничего не мог поделать; в конце концов, Лоуренс — мужчина), он и сам не заметил, как крепко обнял Холо.

— Задушишь.

От её упрёка Лоуренс словно очнулся и чуть ослабил объятья, но освободить девушку и не подумал.

Правда, Холо не вырывалась, лишь подвинула голову ближе и прошептала на ухо:

— Глаза у тебя к темноте привыкли?

— То есть...

Слово «как» не успело сорваться с языка: тонкий палец прижался к губам Лоуренса.

— Накануне я хотела тебе кое-что сказать, да из головы вылетело. Теперь вспомнила.

Свистящий шёпот чуть ли не резал уши, но прозвучал бы нежной музыкой, если бы не странный тон Холо. Впрочем, тон этот не дал ему обмануться: на самом деле о нежности и речи не было.

— Поздно я заметила. За дверью стоят трое. Кажется, гости пожаловали непростые.

Только сейчас он заметил, что Холо лежала в плаще. Она чуть поёрзала, и вот уже вещи Лоуренса оказались свалены ему на грудь.

— Мы сейчас на втором этаже. Счастье, что на улице безлюдно. Ты готов?