Перенесемся теперь в 1867 год: мы на балу во дворце Тюильри. Нам навстречу попались принцесса де Меттерних и ее кутюрье Чарльз-Фредерик Ворт. Восхищенным голосом он воскликнул: «Подумать только, тот, кто вас придумал, – это я!» «Возможно, это правда», – согласилась она в своих «Воспоминаниях». Какая вольность и какая скромность! Ворт придумал великую элегантную модницу, и она, эта великая элегантная женщина, признала заслуги великого кутюрье!
«Воспоминания» ее естественны и остроумны. Колкими штрихами она набрасывает портреты всех, кого встречала на жизненном пути: влиятельных государственных деятелей, известных художников и артистов, простых соперников в поединках за кокетливую благосклонность какой-нибудь дамы. Полина фон Меттерних – австриячка до кончиков ногтей, обожающая поэзию и музыку, влюбленная в Гейне, Вагнера и Листа, страстно любившая атмосферу кафе-шантанов, где можно послушать популярные песенки. Потчевала императора игривыми куплетами, выступая с последними «хитами», которые пользовались успехом при дворе австрийской королевы Терезии (вроде какой-нибудь «Бородатой женщины»), на импровизированных вечерах в покоях императрицы. Однако, несмотря на близость к семье императора и веселье, которое она привносила в придворное общество, вокруг нее все равно ощущалась атмосфера некоторого недоверия. А что тут удивительного? Разве она не австриячка? Достаточно ей было появиться однажды в театре, в ложе Терезии, тут же пошла молва, что Полина фон Меттерних – тайный агент Бисмарка.
«Я была худа, как спичка», – писала она. В самом деле, тонкий силуэт определил ее постоянное стремление к элегантности. С фотографий на нас смотрят умные темные глаза, однако рот слишком велик, а подбородок мал. «Я не уродина, я хуже», – любила она повторять. Злой на язык Максим дю Камп, не щадивший никого, иронизировал над «ее непривлекательной внешностью, к которой ревнуют все красавицы».
Принцесса Полина фон Меттерних. Фото Надара
Продолжая листать ее «Воспоминания», на одной из страниц находим следующий эпизод: принцесса, удобно расположившись, сидит в креслах в своем будуаре; горничная с каким-то альбомом в руках объявляет ей о приходе неизвестной женщины, желающей показать принцессе несколько эскизов модных платьев. Эскизы в альбоме принадлежали руке ее мужа – англичанина Чарльза-Фредерика Ворта. «Как англичанин смеет утверждать, что одевает парижанок?!» И негодующая Полина вознамерилась оттолкнуть альбом. Но тут ее взгляд, цепкий во всем, что касалось моды, наткнулся на один из рисунков, и она была покорена. Мадам Ворт, которая робела и заливалась краской, пригласили войти. «Она мне сообщила, – пишет далее принцесса, – что ее муж, когда-то служащий в
Через неделю принцессе доставили оба шедевра. «Они были восхитительны до последнего стежка, и я рассыпалась в комплиментах автору, которого не знала лично, поскольку снимать с меня мерку приходили его закройщики». Вечернее платье было «из белого тюля с серебряной вышивкой, украшено розовыми маргаритками, вставленными в “гнездышки” из сплетенной травы. Широкий пояс из белого бархата обвивал мою талию. Я была вся усыпана бриллиантами…
а к Ворту пришел его первый успех».
Императрица с первого взгляда на это платье распознала руку настоящего мастера. «Кто сделал этот восхитительный туалет?» – спросила она. «Новая звезда на небосводе моды», – так ответила принцесса. «Это, должно быть, спутник, – сказала императрица. – Передайте кутюрье, что я жду его завтра у себя в два часа дня».
«Ворт пошел в гору, а я пропала, – писала далее Полина, – с того дня уже никакое платье не стоило у него триста франков. Ворт стал чудовищно дорогим». В то время началось сотрудничество Ворта с принцессой: они, вместе придумывая новинки, прятались от всех, как некогда Мария Антуанетта с Розой Бертэн. При дворе Полину прозвали Мадам Шифон – все, что бы она ни надела, тут же объявлялось «модой дня». Едва ли можно сейчас представить, какую роль сыграл Ворт в жизни принцессы. В самом деле, каждый туалет, подписанный Вортом, заботливо пришивавшим к платью ленточки с вытканным собственным именем, открывал потаенную гармонию аксессуаров, а это для нее означало гораздо больше, чем обычная перемена украшений. Она отождествляла себя со своим платьем, а кутюрье был для нее волшебником, который мог дать ей новое лицо.