Волшебники парижской моды

Длина шлейфа строго регламентирована. Самый дорогой туалет из когда-либо созданных Вортом был заказан русским послом в Берлине для своей жены. Этот вельможа, ставивший превыше всего роскошь и пышность, пожелал, чтобы туалет его супруги был отделан богатой вышивкой и украшен драгоценными камнями. В конце концов созданное Вортом платье со шлейфом оказалось таким тяжелым, что жена посла дошла в нем только до входа в вестибюль, где остановилась как вкопанная, будто приклеившись к месту. Ничего не оставалось, как отвести несчастную в ее покои.

Великая княгиня Мария Николаевна, сестра российского императора Александра II, очень часто приезжала к Ворту на улицу де ля Пэ, всегда ее сопровождали шесть фрейлин. Вокруг нее неизменно застывала ледяная атмосфера русского придворного этикета. Ворт предлагал, подробно объясняя особенности кроя и фасона каждого туалета, а великая княгиня царственным кивком головы отдавала приказы, например: «Я хотела бы это в белом цвете». Другие дамы заказывали, но уже не столь величественно, такие же фасоны платьев, но из других тканей не повторяющихся цветов.

Во время подготовки к ежегодным празднествам во дворце принцессы де Саган[134] Ворт и его сыновья давали полную свободу своей фантазии. В 1885 году в газете читали об одном приглашении: «Второго июня состоится бал-маскарад. Костюмы просим выбирать на тему Бюффона[135]

». Тут же освежили в памяти все басни Лафонтена. Принцесса де Саган появилась на балу в знаменитом костюме павлина – бессмертном шедевре Ворта. За ужином леопард флиртовал с ласточкой, цапля сидела рядом с львицей, тигр беседовал с муравьем. Председательствовал барон Сэльер в костюме самого Бюффона.

Особенное внимание Ворт уделял принцессе Матильде. Рассказывали, что, общаясь с ней, он оставлял свой обычный надменный тон. По фотографиям принцессы, сделанным в дни ее молодости, уже можно предположить ее будущую полноту, а пока юная свежесть круглого лица и живой взгляд покоряли каждого. Жан Филипп Ворт (сын) восхищался роскошной декольтированной грудью, которую принцесса любила выставлять напоказ. А Сент-Бёвписал: «Такой белоснежный бюст достоин мрамора».

Без сомнения, ее неудачный брак с кузеном, Луи Наполеоном, и гордость за свой род подпитывали в ней некоторое презрение, с каким она относилась к Евгении, обвиняя ее, иногда прилюдно, в мезальянсе, на что французскому императору пришлось согласиться. Она даже оказывала покровительство Кастильоне, лишь бы позлить императрицу. Почитание Наполеона I, великого дяди, принимало у нее форму истинного обожествления. Присутствуя на спектакле «Мадам Сан-Жен»[136]

, во время сцены перебранки между сестрами Наполеона она покинула свою ложу, гневно и во всеуслышание заявив: «Не могу слышать подобные высказывания о своей семье!»

Эскиз платья Ворта «павлин» для бала-маскарада по заказу принцессы Матильды де Саган

Вероломство Марии-Луизы, ее отказ последовать за мужем Наполеоном в изгнание, стало для принцессы Матильды оправданием ненависти ко всем австриячкам. Хватило этой неприязни и на долю Полины фон Меттерних: Матильда изводила ее насмешками, называя «маленькой обезьяной, напялившей на себя тридцать шесть оборок и скачущей вокруг своих сорока сундуков». Нескончаемая перестрелка на поле битвы вечного женского соперничества! Полина тоже нисколько не щадила Матильду, которая часто собирала в своем салоне таких же корифеев, как она сама. Принцесса Матильда, способная художница-акварелистка, выбирала себе для туалетов ткани любимых цветов, а Полина фон Меттерних язвительно замечала: «Ей достаточно своих акварельных красок, чтобы одеться».

Была ли Матильда менее кокетлива, чем другие дамы? «Мода меня не касается. Она – рабство для тех, кто лишен индивидуальности!» – заявляла она… и заказывала Ворту огромное количество платьев. Он один умел воплотить ее желание одеваться элегантно с кажущейся простотой.

И только в старости принцесса Матильда, живущая только своим прошлым, перестала следить за переменами в моде. Но нашелся писатель, увидевший нечто поэтическое в ее верности славе давно прошедших времен. Пруст[137] встретил ее однажды в Булонском лесу: на старой даме был «туалет настолько в духе Второй империи, что, хотя принцесса надела его, безусловно, только из большой привязанности к той, очень любимой ею моде, все равно казалось, что она старается как можно точнее сохранить исторические краски и не обмануть надежды тех, кто ждет от нее воскрешения той, другой эпохи».