Вор звездной пыли

– Ты потопил развалины, чтобы меня спасти. – Она яростно терла щеки, злясь на свои слезы, но справиться с ними не получалось. – И теперь… Что, ты просто собрался растаять? Я думала, ты сильнее.

Слезы полились быстрее, сотрясая ее тело и туманя глаза.

«Слабая здесь ты», – сказал тихий голос у нее в голове.

И это признание (эта истина) окончательно ее сломило. Все эти годы она старалась уйти от своих прежних неудач. Лейла была слишком юной и беспомощной, чтобы спасти всех, кого любила. Как Лули она поклялась стать сильнее, мудрее. Стать тем, кто никому ничем не обязан и может спасти себя, не боясь лишиться кого-то.

Однако она не смогла спасти и себя, и Кадира.

Она не знала, сколько времени просидела плача, но к тому моменту, как ее слезы высохли, принц и вор еще не вернулись. Ей было все равно.

Пустота превратилась в пропасть в ее душе, и эта пропасть становилась все глубже и глубже, пока не проглотила ее целиком, затянув в гнетущий прерывистый сон. Кошмары постоянно будили Лули. Она прекратила попытки заснуть и решила искать пропавших принца и вора. Она попыталась встать и вскрикнула от мучительной боли, пронизавшей ее лодыжки.

Ноги. Она совсем забыла про раны.

Лули повернулась на звук шагов. Он был тихим, еле слышным. Она увидела неясные очертания. Тень в форме человека.

Прищурилась.

– Принц?

Мужчина шагнул ближе, и в неверном свете костра она увидела, что это не принц Мазен. Нет. Этот мужчина, сильно обгоревший и серьезно раненный, едва мог стоять.

У нее перехватило дыхание.

– Нет! Ты ведь умер!

Она попятилась – и наткнулась спиной на стену пещеры. Ноги у нее дрожали от боли.

Мужчина, которого она сожгла, которого убила, подошел ближе, поднимая нож.

– Если уж умирать, – прохрипел Имад, – то забрав тебя с собой.

Он нанес удар.

Лули завопила: ей на плечо легла рука. Хватая ртом воздух, она попыталась вывернуться.

– Нет! – Это слово было мольбой, молитвой. – Нет-нет…

– Лули, тебе что-то приснилось.

Голос был таким тихим, что его было почти не слышно, и все же он накрыл ее, словно ласковая волна, сглаживая углы паники. Она открыла глаза.

Перед ней сидела красноглазая тень. Миг – и тень превратилась в человека с темно-коричневой кожей и блеклыми татуировками. Она всмотрелась в его глаза: мягкие, карие, человеческие.

– Ты корчила рожи во сне, – сказал Кадир. – Я решил, что смотреть невежливо.

Лули кинулась к нему со сдавленным рыданием. Боль пронзила ее лодыжки, но сейчас травма не имела никакого значения. Она ожидала, что Кадир рассеется дымом, но он обхватил ее руками и притянул к себе. Он ничего не говорил: сидел молча, пока она плакала у него на плече. Какое-то время тишину нарушали только ее всхлипы, а потом, когда она успокоилась, – потрескивание углей в костре.

Царило молчание. Мягкое и уютное.

В конце концов Лули отстранилась, чтобы заглянуть ему в лицо. Он выглядел совершенно по-человечески. Она подняла руку и прикоснулась к его щеке. Он был абсолютно телесным.

Лицо Кадира смягчилось.

– Тебе что-то снилось, и я тебя разбудил.

Лули уставилась на него, ожидая, что черты его лица осыплются прахом. Однако он оставался с ней.

– Ты умер, – проговорила она наконец хриплым голосом.

Она не заметила, что отстранилась, пока Кадир не потянулся, чтобы накрыть ее руку ладонью.

– Не умирал. Лишился сил, но не умер. Прости, что так долго не мог тебя найти.

– Но та ловушка…

– Смогла меня ранить. Замедлить.

– Ты был дымом.

– Заново сформировать сильно поврежденное тело непросто.

Лули судорожно сглотнула.

– Но те клинки были железными!

Кадир фыркнул:

– За кого ты меня принимаешь?

Слова Имада проплыли по ее разуму ядовитым дымом: «Неудивительно, что он жив! Ты знаешь, что он такое, девчонка?»

– Не знаю.

Она едва смогла протолкнуть эти слова через вставший в горле ком.

В ее голове разворачивался путаный клубок воспоминаний: Кадир признается, что не может вернуться домой. Имад говорит о реликвии столь ценной, что всех, ее видевших, приказано убить, о реликвии повелителя джиннов. Она вспомнила голодный взгляд Охотника, когда рушились развалины. Как дрожал его голос, когда он шел к ним с Кадиром: «Ты. Это тебя я искал».

Мать рассказывала ей о семи повелителях джиннов, которые обладали такой силой, что могли потопить весь мир. Кадир называл их ифритами. Однако это слово обозначало страшных, ужасающих джиннов. Например, то создание, которое оживило Айшу исковерканной темной магией. Легендарного джинна из лампы.

Не Кадира.

Она отняла руку. У джинна погасли глаза.

– Лули…

Казалось, он хотел снова потянуться к ней, но он лишь повернулся, сузив глаза.

Ко входу в пещеру привалилась Айша бинт Луас: руки сложены на груди, лодыжки перекрещены. Она наблюдала за ними с лисьей улыбкой, которая, как знала Лули, была не ее. При виде ее сердце у Лули тревожно дрогнуло. Купец мало доверяла вору, когда та была собой; сейчас, впустив в себя смертоносную джинну, Айша внушала еще меньше доверия.

Однако Кадир, похоже, не встревожился.

– О, вижу, что сделку ты заключила.

Айша прищелкнула языком.

– Мое имя не «ты». Разве нельзя сказать «Айша»?