– Похоже, ты задолжал мне кое-какие объяснения, – сказала она.
Каждое ее слово было холодным, ломким.
Кадир похлопал по крыше перед собой.
– О твоем Охотникее в Черном никаких новостей нет.
Такая уклончивость возмутила Лули. Она всегда уважала скрытность Кадира, потому что понимала, насколько удобно быть загадочным (именно Кадир показал ей, как это привлекательно), однако тайная история, которая ее не касалась, не то же самое, что информация, на основе которой формировались ее мораль и этика.
– Сядешь, или предпочтешь прожигать меня взглядом, выворачивая шею?
Она приняла предложение Кадира, но села достаточно далеко, чтобы он не смог к ней потянуться. Казалось, Кадира это не тронуло. Он выжидающе посмотрел на нее. Лули хотела заговорить, но обнаружила, что слова обвинения застревают у нее в горле. «Я сама виновата, – подумала она. – Я позволила Кадиру мне лгать».
– Ты хочешь спросить у меня о том, что произошло сегодня.
Он говорил медленно, словно обращаясь к ребенку, готовому устроить скандал.
Поддавшись порыву, Лули запустила руку в бездонный мешок, который притащила с собой, извлекла компас и подняла его повыше.
– Что будет, если я сломаю этот компас?
Спокойствие Кадиру не изменило, но Лули заметила, как у него на щеке дернулся желвак, выдавая панику.
– Ты освободишь душу, заключенную в нем, и предмет лишится магии.
– И при чем тут душа? Ты говорил мне, что реликвии – это зачарованные предметы.
Кадир быстро посмотрел на устройство, а потом снова на нее.
– Это и есть зачарованные предметы.
Он придвинулся ближе к ней – ближе к компасу.
Лули отвела компас подальше.
– Нет, это – тюрьма!
– Нет. – Кадир застыл так, словно был из камня. – Не тюрьма. Мы, джинны, живем в предметах, которые имеют для нас самую большую ценность. Именно так мы направляем живых даже после своей смерти. Ты должна бы понять: вы, люди, тоже оставляете близким ценные фамильные вещи.
– Мы не живем в этих вещах! – голос у Лули невольно стал пронзительнее. – Ты говорил мне, что реликвии – это магические предметы, заменимые безделушки с чарами. А в твоем кинжале и монете тоже хранятся души?
Кадир вскинул руки, пытаясь ее успокоить или, возможно, признавая свое поражение.
– Вы, люди, называете реликвиями все магические вещи. Мы и правда можем зачаровывать предметы, как кинжал и монету, – он придвинулся ближе, – однако такие чары временные, и они уходят со смертью. Единственный способ для джинна сделать свою магию вечной – это заключить ее в том, что мы, джинны, называем реликвией: в предмете, к которому он привязывает свою душу, чтобы продолжать жить и после того, как его разум и тело погибнут. Таков этот компас.
Лули отвернулась от умоляющего взгляда Кадира с болью в сердце. Ей не нужно было, чтобы он произнес вслух очевидное: если чары уходят после смерти, тогда их шансы натолкнуться на магическое имущество, потерянное живыми джиннами, крайне малы.
– Лули. – Кадир подобрался так близко, что их плечи соприкоснулись, и Лули подалась от него к краю крыши. Джинн застыл. – Лули, прошу тебя, – проговорил он так мягко, что она задрожала. Он еще никогда не умолял ее вот так, и из-за этого в ней что-то надломилось. – Этот компас… В нем душа того, кто мне дорог.
– А как насчет душ из других реликвий? – У нее тряслись руки. – Что, жизни других джиннов настолько никчемны, что ты позволил мне торговать ими, словно простыми инструментами? Я ничем не лучше работорговца!
Все это время она торговала плененными душами…
– Лули!
Кадир положил руку ей на запястье.
У нее ускорился пульс.
– Что «Лули»? Ложь умолчанием – все равно ложь, Кадир!
– Я хотел дать тебе цель. Помнишь, как мы приехали в Мадинну? Далия позволила зарабатывать на жизнь доставкой сообщений, но тебе этого было мало. Ты сказала, что в городе тесно, что ты хочешь вернуться в пустыню. – Он глубоко вздохнул. – До нашей встречи компас вел меня к джиннам, чтобы я мог дать им место для существования после смерти. Я знаю, каково это – потеряться, я хотел избавить других от такой судьбы, пусть и в виде реликвий. Я решил, что ты поможешь мне сохранять их наследие, получая от этого выгоду.
– Ты сказал мне, что я буду охотиться за сокровищами. – У Лули от слез защипало глаза. Она яростно потерла их забинтованной рукой. – Но это же не просто потерянные сокровища, Кадир! Это – бесценные, живые артефакты. А я прикрепляла к ним ценники, словно это просто удобные инструменты.
– Я был не прав, скрывая от тебя правду, я это вижу. Но подумай: реликвии, к которым нас ведет компас, принадлежат джиннам вроде меня – созданиям, которые бежали из моего мира, опасаясь за свою жизнь. Для них обратного пути не было. Думаешь, было бы лучше оставить их в пустыне, брошенными и одинокими? Мы хотя бы можем найти им новый дом, место у людей, которые поймут и оценят их магию.