Вор звездной пыли

Когда Кадир спустился, оказалось, что он держит кусок шелка. Платок.

– Думаешь, какой-нибудь путник потерял его во время песчаной бури? – спросила она.

В ответ Кадир бросил ей платок и приказал:

– Надень его.

– Зачем? – она посмотрела на вещь с подозрением.

Кадир устремил на нее Тот Самый Взгляд. Это когда он выгибал бровь, поджимал губы и смотрел на нее так жестко, что ей хотелось исчезнуть. Лейла обернула платок вокруг шеи – и сразу же заметила перемену. Шелк был прохладным – холодил кожу так, будто в нем был заключен ветер.

– Ты его зачаровал? – изумленно спросила она.

Он пожал плечами:

– Он уже был зачарован, когда я его нашел. Все реликвии такие.

Лейла наклонила голову к плечу.

– Реликвии?

– Реликвия… – Он помолчал, словно пытаясь найти правильное слово. – Реликвия – это предмет, зачарованный джинном, то есть Предмет, который содержит магию этого джинна. – Он поднял компас. – Как этот компас.

– А компас ты зачаровал?

На губах Кадира появилась кривая улыбка.

– Нет, он уже был зачарован, когда я его получил.

– А этот платок?

Кадир пожал плечами.

– Наверное, принадлежал какому-то путешествующему джинну.

– Как ты думаешь, джинн за ним вернется?

Молчание. Какая-то эмоция промелькнула на его лице, но быстро исчезла.

– Он не вернется, – сказал Кадир через несколько мгновений. – Зачем это ему, когда он легко может зачаровать другой.

Это был убедительный довод. Инструменты легко заменить. И все же… Было что-то ужасно печальное в куске ткани, трепетавшем на дереве и всеми забытом.

Кадир повернулся и направился к городу. Лейла пошла за ним, продолжая сжимать платок.

– А почему их называют реликвиями? Получается так, будто они древние.

Кадир ответил, не поворачиваясь к ней:

– Джинны древние. Так что нет ничего удивительного, что зачарованные ими вещи – древности.

Кадир ей лгал.

Эта мысль гноилась, словно рана, становясь все болезненнее, так что к моменту ухода из дивана Ахмеда Лули ощущала физическую боль.

Когда она вернулась в «Приют странника», город уже был темным и яркие здания под пологом ночи потускнели. Большую часть фонарей вокруг базара погасили, но это не смущало злодеев, прячущихся в тенях.

«Таких же злодеев, как я», – подумала она кисло.

Лули нашла Кадира сидящим на покатой крыше постоялого двора и спокойно взирающим на звезды. Она залезла на крышу по стоящим в проулке ящикам и, подавив гнев, осторожно подобралась к нему. Она пыталась не вспоминать о собственной беспомощности, которую испытала, когда ифрит в «шкуре» Ахмеда приставил кинжал к ее шее. Пыталась не думать о том, какое возмущение горело в его – ее, ифрита, – глазах, когда он сказал: «Сколько джиннов ты убила только для того, чтобы украсть нашу магию?»

Она пыталась не думать о той боли, что корежила ее тело при воспоминании, которое не было ее собственным, о том ужасе, что пронизал ее, когда она поняла, что стоит за этими картинами.

Вопрос ифрита бился в ее голове. «А ты не задумывалась о том, купец, что наживаешься на страданиях?»

Когда-то давно Кадир сказал ей, что реликвии – это зачарованные предметы. Однако у зачарованных предметов не могло быть воспоминаний о том, как они были живыми! Только ифрит с магией смерти помог ей осознать эту истину.

Кадир перевел на нее взгляд только тогда, когда она встала перед ним.