Возлюби ближнего своего

Они сидели, полные готовности восхищаться всем окружающим, быть легкими и жизнерадостными; но все словно было посыпано пылью и пеплом, и они сами не знали, почему это так.

— Потанцевали бы! — предложил Биндер.

— Хочешь? — Керн встал.

— Кажется, я разучилась танцевать, — сказала Рут.

— И я разучился. Тем проще для нас обоих.

С минуту она поколебалась, потом встала и направилась с Керном к танцевальному кругу. Разноцветные лучи прожекторов шарили по танцующим.

— Вот видишь, дали фиолетовый свет, — сказал Керн. — Теперь нас никто не заметит!

Осторожно и не без робости они закружились в танце, но постепенно к ним пришла уверенность, особенно когда они убедились, что никто на них не смотрит.

— Как приятно танцевать с тобой, — проговорил Керн. — Вообще я все время открываю в тебе какие-то новые приятные стороны. Мало того, что ты со мной, так еще и все вокруг становится иным, прекрасным...

Рут сдвинула руку ближе к плечу Керна и легонько прижалась к нему. Медленно скользили они под ритм музыки. Лучи прожекторов стекали по ним, словно струи подкрашенной воды, и вдруг исчезли и горесть, и тяжесть. Остались только две нежные, юные жизни, тянувшиеся одна к другой, освободившиеся от теней страха и настороженности.

Музыка оборвалась, и они вернулись к столику. Керн неотрывно смотрел на Рут. Ее глаза блестели, взволнованное лицо озарилось каким-то лучистым, самозабвенным, почти смелым выражением. Вот проклятие, подумал Керн, почему же нельзя жить так, как хочется?.. И на какие-то секунды его охватило чувство страшной тоски.

— Поглядите-ка, кто идет! — сказал Биндер.

Керн поднял глаза. Коммерческий советник Арнольд Оппенгейм шел через зал, направляясь к выходу. Поравнявшись с их столиком, он озадаченно остановился и молча оглядел всех троих.

— Интересно! — буркнул он. — Чрезвычайно поучительно!

Никто ему не ответил.

— Так вот, значит, награда за мою доброту и помощь! — возмущенно продолжал Оппенгейм. — Я даю деньги, а их тут же растранжиривают по барам!

— Иной раз забыться куда важнее, чем хорошо поужинать, господин коммерческий советник, — спокойно возразил ему Биндер.

— Все это пустые фразы! Молодым людям вроде вас незачем шататься по барам!

— Бродяжничать по дорогам нам, пожалуй, тоже незачем, — ответил Биндер.

— Позволь, я тебя познакомлю, — обратился Керн к Рут. — Этот господин, возмущающийся нами, — коммерческий советник Оппенгейм. Он купил у меня кусок мыла. Я заработал на этом целых сорок сантимов.

Оппенгейм ошеломленно уставился на него. Затем прошипел что-то вроде «нахальство» и затопал прочь.

— Что все это значит? — спросила Рут.

— Ничего особенного. Самая обычная вещь на свете, — ответил ей Биндер голосом, полным иронии. — Филантроп, глубоко осознавший величие своих благодеяний. Такие люди тверже стали.

Рут встала.

— Он наверняка приведет полицейских! Надо уйти!

— Для этого он слишком труслив. Зачем ему лишние неприятности?

— И все-таки лучше пойдем.

— Хорошо.

Биндер расплатился, все встали и пошли к пансиону. Около вокзала они заметили двух мужчин, шедших им навстречу.

— Внимание! — шепнул Биндер. — Сыщик! Вести себя непринужденно!

Керн принялся тихо насвистывать, взял Рут под руку и замедлил шаг. Почувствовав, что Рут хочет пойти быстрее, он крепко сжал ее локоть, громко рассмеялся и еще медленнее поплелся дальше.

Двое встречных прошли мимо. Один из них был в котелке и равнодушно курил сигарету. Другим оказался Фогт. Он узнал их и едва заметно закрыл и открыл глаза, давая понять, что его постигла неудача.

Через минуту Керн оглянулся. Сыщик и Фогт скрылись из виду.

— Направление на Базель, к границе. Поезд уходит в двенадцать часов пятнадцать минут, — авторитетно прокомментировал Биндер.

— Ему, видать, попался чересчур человечный судья, — сказал Керн.

Они продолжали свой путь. Рут почувствовала озноб.

— Вдруг здесь стало как-то жутко, — проговорила она.

— Поезжайте во Францию, — ответил Биндер. — В Париж. Большой город — самое лучшее.

— Почему же вы не едете туда?

— Не знаю ни слова по-французски. Кроме того, я — специалист по Швейцарии. А потом... — он не договорил.

Все замолчали. С озера дул прохладный ветер. Над ними висело огромное свинцово-серое и чужое небо.

Перед Штайнером сидел бывший адвокат высшего берлинского апелляционного суда, доктор Гольдбах II. Штайнер познакомился с ним в кафе «Шперлер» и взял в ассистенты для телепатических сеансов.

Гольдбаху было под пятьдесят. Из Германии его выслали как еврея. Он торговал галстуками и занимался негласной юридической консультацией. Заработков хватало ровно настолько, чтобы не умереть с голоду. У него была очень красивая тридцатилетняя жена, которую он любил. Теперь она существовала на средства, выручаемые от продажи принадлежавших ей драгоценностей; Гольдбах понимал, что вряд ли сумеет сохранить ее. Штайнер выслушал историю адвоката и пристроил его на работу к Потцлоху. Здесь он был занят по вечерам, а в дневное время мог посвящать себя коммерции и юриспруденции.