Возлюби ближнего своего

— Вовсе не слишком много. Напротив, слишком мало. А главное — не теряйте мужества.

— На одном мужестве далеко не уедешь, — заметил Керн и взял деньги. — Но всякий раз — нет-нет да и повезет. Это получше всякого мужества.

— Если хотите — останьтесь прямо сейчас на несколько часов. Поможете мне убраться. Плата — один франк за час. Вы и это считаете везением?

— Конечно, считаю. И вообще, чем больше пустяков считаешь везением, тем чаще тебе везет.

— Когда вы постигли эту мудрость? Во время ваших скитаний?

— Нет, в промежутках между ними. Тогда я размышляю обо всем и стараюсь осмыслить произошедшее. Ведь, в сущности, каждый день учишься чему-то новому. Иной раз даже от коммерческих советников.

— Скажите, а вы разбираетесь в белье?

— Только в грубом. Недавно я провел два месяца в одном институте, где меня обучали шитью. Правда, мне поручали только самую простую работу.

— И это полезно, — сказала фрау Грюнберг. — Я, например, умею выдергивать зубы. Научилась у одного дантиста. Еще двадцать лет назад. Кто знает, может быть, со временем это и принесет мне счастье!

Керн проработал до десяти часов. Хозяйка угостила его вкусным ужином и дала пять франков. Теперь он был обеспечен деньгами на два дня и чувствовал себя куда счастливее, чем если бы получил целых сто франков от коммерческого советника Оппенгейма.

Рут ждала его на террасе небольшого пансиона, указанного все в том же списке Биндера. Тут можно было прожить несколько дней без прописки. Рут была не одна. Рядом с ней за столиком сидел худощавый пожилой мужчина.

— Ну, слава Богу! Наконец-то ты пришел! — сказала Рут, поднимаясь ему навстречу. — Я уже волновалась! Все время боюсь чего-то!..

— А ты не волнуйся и не бойся. Когда человек боится, то обычно ничего не случается. Неприятности приходят именно тогда, когда их совсем не ждешь.

— Это софистика, а не философия, — заметил мужчина, сидевший за столиком.

Керн обернулся к нему. Мужчина улыбнулся.

— Давайте выпьем с вами по стаканчику вина. Фройляйн Холланд подтвердит вам, что я совершенно безопасен. Моя фамилия Фогт. Когда-то я жил в Германии и числился приват-доцентом. Прошу распить со мной последнюю бутылку.

— Почему последнюю?

— Потому что завтра я временно ухожу на пенсию. Сильно переутомился. Надо немного отдохнуть.

— На пенсию?! — переспросил Керн, ничего не понимая.

— Я это так называю. Можно выразиться и по-другому — в тюрьму. Завтра пойду в полицию и заявлю, что вот уже два месяца нелегально проживаю в Швейцарии. За это мне полагается несколько недель тюрьмы, ибо меня уже высылали дважды. Вот и поживу на государственной пенсии. Очень важно подчеркнуть, что ты здесь уже давно. Иначе они могут квалифицировать мой незаконный въезд как вынужденный акт и тут же перебросить меня через границу.

Керн растерянно посмотрел на Рут и обратился к Фогту:

— Если вам нужно немного денег, пожалуйста, возьмите — сегодня я неплохо заработал.

— Благодарю вас, не нужно. У меня еще осталось десять франков: этого достаточно, чтобы расплатиться за вино и ночлег. Просто я очень устал и хочется отдохнуть. Для нас отдых возможен только в тюрьме. Мне пятьдесят два, здоровье уже не то. Я действительно смертельно устал от этой нескончаемой беготни и игры в прятки. Посидите со мной. Когда ты столько времени один, поневоле радуешься обществу.

Он разлил вино по бокалам.

— Настоящее «Нефшатель»; терпкое и чистое, как вода тающего глетчера.

— Но ведь тюрьма... — начал было Керн.

— В Люцерне хорошая тюрьма. Она мне знакома. Выбор тюрьмы по вкусу — вот единственная роскошь, которую я могу себе позволить. Боюсь лишь одного: а вдруг меня не посадят. Вдруг попадутся не в меру человеколюбивые судьи и попросту распорядятся выдворить меня через границу. Тогда придется начинать все сначала. И любопытно, что нам, так называемым арийцам, все это гораздо труднее, чем евреям. У нас нет религиозных общин, где мы могли бы получить помощь... Кроме того, мы нигде не встречаем единоверцев. Но не будем говорить об этих вещах...

Он поднял свой бокал.

— Выпьем за все прекрасное, что есть в мире... Прекрасное нерушимо...

Они чокнулись. Раздался чистый мелодичный звон. Керн выпил холодное вино. Виноградный сок, вспомнил он. Оппенгейм. Он подсел к Фогту и Рут.

— Мне думалось, что сегодня я буду одинок, — сказал Фогт. — И вот вы со мной. Какой чудесный вечер! Какой прозрачный осенний свет!

Долго и молча сидели они на полуосвещенной террасе. Ночные бабочки упорно и грузно налетали на раскаленное стекло электрической лампочки. Фогт откинулся на спинку стула. У него был умиротворенный и слегка отсутствующий вид. Рут и Керн смотрели на его узкое лицо со светлыми глазами, и обоим вдруг показалось, будто перед ними человек из какого-то затонувшего столетия, который со спокойной решительностью расстается со своей жизнью и с миром...