Возлюби ближнего своего

Керн встал и принялся расхаживать по маленькой камере. Он дышал медленно и глубоко. Затем, сняв пиджак, начал делать вольные упражнения. Лишь бы не расшалились нервы, думал он. Тогда я погиб. Надо сохранить здоровье. Он делал приседания, повороты корпуса и постепенно всецело сосредоточился на этом. Вспомнив вечер в венской полиции и студента блондина, обучавшего его боксу, он усмехнулся. Если бы не студент, подумал он, то сегодня я вряд ли разговаривал бы так уверенно с Аммерсом. И студент, и Штайнер помогли мне. Вся эта жестокая жизнь научила меня многому. Так пусть же она закалит меня, но не добьет. Я буду обороняться... Он пружинисто подпрыгивал и, разворачиваясь всем корпусом, наносил в темноту справа и слева длинные прямые удары, изредка перемежая их сериями коротких апперкотов; он бил все быстрее и быстрее, и вдруг, словно призрак, перед ним замаячила клиновидная бородка Аммерса, снедаемого раком печени.

Все сразу же как бы обрело плоть и кровь. Керн дал ему несколько коротких прямых в нос и в лоб, потом двинул его с разворота в подбородок и в ухо, всадил два страшных хука в область сердца и нанес чудовищный удар прямо в солнечное сплетение. Тут ему почудилось, что Аммерс, издав короткий стон, рухнул на пол. Но этого было недостаточно. Он давал Аммерсу подниматься вновь и вновь и, дрожа от возбуждения, методически продолжал колошматить тень своего врага. Под конец он позволил себе особенно острое наслаждение: нанес несколько хуков в область печени...

Постепенно рассвело. До крайности истощенный и усталый, Керн повалился на койку и мгновенно уснул. Все ночные страхи рассеялись.

Через два дня в камеру вошел доктор Бер. Керн вскочил на ноги.

— Как она?

— Довольно прилично, то есть нормально.

Керн облегченно вздохнул.

— Как вы узнали, что я здесь?

— Это было просто. Вы перестали приходить — значит, вы попали сюда.

— Верно. А она знает?

— Знает. Когда вчера вечером вы не появились под ее окном в роли Прометея, она привела в движение все силы неба и ада, чтобы связаться со мной. Через час мы знали обо всем. Между прочим, довольно дурацкая затея. Я говорю про спички.

— Да, именно дурацкая! Иной раз человеку кажется, будто он очень хитер; именно тогда он обычно и делает глупости. Меня приговорили к двухнедельному заключению. Через двенадцать дней думаю выйти отсюда. Она уже будет здорова к этому времени?

— Не будет. Во всяком случае не настолько, чтобы отправиться в путешествие. Ей надо оставаться в больнице столько, сколько будет возможно.

— Разумеется! — На мгновение Керн задумался. Тогда мне придется ждать ее в Женеве. Все равно вдвоем нам отсюда не уехать — ведь меня выдворят через границу.

Бер достал из кармана письмо.

— Вот! Я принес вам кое-что.

Керн быстро схватил конверт и спрятал его.

— Можете спокойно прочитать письмо при мне, — сказал Бер. — Я не тороплюсь.

— Нет, я прочитаю его потом.

— Тогда я сейчас же пойду в больницу. Скажу ей, что видел вас. Хотите черкнуть пару слов? — Бер достал из пальто самопишущую ручку и почтовую бумагу. — Я все принес.

— Спасибо вам! Большое спасибо!

Керн торопливо написал письмо. Ему хорошо, только бы она поскорее выздоравливала. Если его вышлют до ее выписки, он будет ждать ее в Женеве. Ежедневно ровно в полдень он будет приходить на главный почтамт. Об остальном ей расскажет Бер.

Он вложил в письмо двадцать франков, полученных от судьи, и заклеил конверт.

— Вот, пожалуйста!

— Не хотите ли сначала прочитать ее письмо? — спросил Бер.

— Нет! Еще нет. Не так скоро. Ведь целый день впереди, а у меня ничего другого нет.

Бер посмотрел на него с некоторым удивлением; затем спрятал письмо.

— Ладно. Через несколько дней я навещу вас снова.

— Наверняка?

Бер рассмеялся.

— А почему же нет?

— Вы, конечно, придете! Теперь все в порядке. По крайней мере на ближайшее время. В предстоящие двенадцать дней никаких сюрпризов ждать не приходится, и это меня, в общем, успокаивает.

Бер вышел, и Керн взял конверт с письмом Рут. Как оно невесомо, подумал он. Немного бумаги и несколько строк, написанных чернилами. Но сколько же в них счастья!

Он положил письмо на край койки и снова принялся за свои упражнения: снова отдубасил Аммерса и, не постеснявшись нанести ему несколько явно запрещенных ударов в область печени, свалил на пол. «Мы еще повоюем», — сказал он письму и, развернувшись всем корпусом, снова сбил Аммерса с ног. Затем он отдыхал, продолжая беседовать с письмом. Лишь под вечер, когда уже начало смеркаться, он вскрыл конверт и прочел первые строчки. Каждый час он читал несколько абзацев. Когда он дошел до подписи, был уже поздний вечер. Он чувствовал тревогу Рут, ее страх, любовь, заботу и мужество. Вскочив с койки, он еще раз принялся отделывать Аммерса. Надо сказать, что эта борьба не отличалась истинно спортивным джентльменством — Аммерс получал пощечины и пинки ногой, а под конец была вырвана с корнем его козлиная бородка.