— Правильно сделали. С завтрашнего дня платите только за комнату, а еду покупайте сами. Получится намного дешевле! Время от времени обедайте здесь, чтобы не портить отношения с хозяйкой. Очень хорошо, что вы исчезли из Вены. Там что ни день — то все хуже и хуже!
— А как здесь?
— Здесь? Что сказать вам, мой мальчик? В Австрии, Чехословакии и Швейцарии эмигранты вели маневренную войну, а Париж — это театр позиционной войны. Самый что ни на есть передний край. Все эмиграционные волны докатывались сюда. Видите там мужчину с пышной черной шевелюрой? Итальянец. Через два стула от него — испанец. Еще дальше — поляк и два армянина. Рядом с ними четыре немца. Париж — последняя надежда, последняя судьба для каждого из них. — Он взглянул на часы. — Пойдемте, дети! Скоро два. Если хотите поесть — надо поторопиться. Насчет еды французы весьма точный народ. После двух не получите ничего.
Они сели за столик Марилла.
— Если будете питаться здесь, рекомендую пользоваться услугами вот этой толстушки, — сказал Марилл. — Она уроженка Эльзаса и зовут ее Ивонна. Не знаю, как ей это удается, но у нее порции всегда побольше, чем у других подавальщиц.
Ивонна поставила перед ними тарелки с супом и ухмыльнулась.
— Деньги у вас есть, ребята? — спросил Марилл.
— Недели на две хватит, — ответил Керн.
Марилл одобрительно кивнул.
— Это неплохо. Вы уже подумали, что делать дальше?
— Еще не успели. Только вчера прибыли. А на что живут все эти люди?
— Справедливый вопрос, Керн. Начнем с меня. Я кормлюсь статьями, которые пишу для нескольких эмигрантских газет. Редакторы печатают их, потому что я был депутатом рейхстага. У всех русских имеются нансеновские паспорта и удостоверения на право трудиться. Они были первой эмигрантской волной. Приехали двадцать лет назад. Работают кельнерами, поварами, массажистами, портье, сапожниками, шоферами и тому подобное. Итальянцы в большинстве своем также устроены. У нас, немцев, отчасти еще сохранились действительные паспорта; а вот разрешение работать получили считанные единицы. У некоторых осталось немного денег, которые расходуются крайне экономно. Но у большинства никаких средств к существованию нет. Работают нелегально за еду и жалкие гроши. Продают остатки своего скарба. Вон там напротив сидит адвокат. Он занимается переводами и перепечаткой на машинке. Молодой человек рядом с ним приводит в ночные клубы богатых немцев. За это ему платят определенный процент. Актриса, сидящая напротив него, перебивается графологией и астрологией. Кое-кто дает уроки иностранных языков. Другие преподают гимнастику. Несколько человек ежедневно с рассветом отправляются на рынки — там они перетаскивают корзины с продовольствием. Иные живут исключительно на пособия, выдаваемые Организацией помощи беженцам. Один торгует, другой побирается... А то бывает и так: вдруг пропадает человек, и больше его нигде не видно. Вы уже заходили в Организацию помощи беженцам?
— Да, — сказал Керн. — Заходил туда сегодня утром.
— Вам что-нибудь дали?
— Ничего.
— Не беда! Надо пойти туда снова. Рут пусть заглянет в еврейскую помощь, вы — в смешанную; мне же надлежит обращаться в арийскую. — Марилл рассмеялся. — Как видите, и нищета имеет свою бюрократию. Вас внесли в списки?
— Нет еще.
— Добейтесь этого завтра же! Классман вам поможет. В таких делах он настоящий эксперт и, по-моему, мог бы даже попытаться раздобыть для Рут вид на жительство. Ведь у нее есть паспорт?
— Паспорт у нее есть, — сказал Керн. — Но он уже истек, и ей пришлось перейти границу нелегально.
— Не имеет значения! Паспорт есть паспорт, и он ценится на вес золота! Классман вам все растолкует.
Ивонна принесла миску картофеля и блюдо с тремя кусками телятины. Керн приветливо улыбнулся ей. Кельнерша ответила ему широкой, доброй ухмылкой.
— Видали! — сказал Марилл. — Вот какова Ивонна! Каждому полагается по одному куску мяса. А она принесла три порции на двоих.
— Большое вам спасибо, Ивонна! — сказала Рут.
Ивонна ухмыльнулась еще шире и, грузно переваливаясь с ноги на ногу, удалилась.
— Вид на жительство для Рут! — сказал Керн. — Вот было бы здорово! Ей, кажется, везет на этот счет! В Швейцарии ей разрешили пожить легально целых три дня!
— Скажите, Рут, вы перестали заниматься химией? — спросил Марилл.
— Да. То есть и да и нет. Пока перестала.
Марилл понимающе кивнул.
— Хорошо сделали. — Он указал на молодого человека, сидевшего у окна с раскрытой книгой. — Вот уже два года, как этот юноша моет посуду в одном ночном клубе. Когда-то он учился в немецком университете. Две недели назад защитился на доктора, но выяснилось, что здесь, во Франции, ему нигде работать нельзя. Есть надежда устроиться в Канштадте. Теперь он изучает английский, чтобы со временем защитить свою диссертацию в Англии и отправиться в Южную Африку. Как видите, и такое случается. Это вас утешает?
— Да.
— А вас, Керн?
— Меня все утешает. Между прочим, как ведет себя парижская полиция?
— Работает довольно вяло. Конечно, надо быть начеку, но ничего похожего на Швейцарию здесь нет.
— Вот это самое большое утешение! — сказал Керн.