Возвращая к жизни. Истории реаниматолога из «петербургского Склифа»

Сегодня наше слабое место – исследования. И проблема вовсе не в нашей науке, а в деньгах. В России сильные ученые и достаточное количество больниц, что является хорошей базой для проведения исследований новых лекарств. Но их надо оплачивать. Это происходит, но в единичных случаях.

Ныне действующая в мире система создания лекарств практически исключает конкуренцию с фармацевтическими транснациональными компаниями.

Чтобы доказать необходимость использования нового препарата, нужно провести многоцентровое двойное слепое плацебоконтролируемое исследование. А оно стоит огромных денег.

Посудите сами.

Когда новый препарат доведен через разрешительную комиссию до больниц, фирма-производитель материально стимулирует врачей. За каждого осмотренного им больного, принимавшего это лекарство, и отправленный отчет врач получает от 80 до 200 евро. Нормальный такой приработок доктору. А набрать надо 10 тысяч наблюдений. Подумайте, во сколько это все обойдется. Потом на основе этих собранных отчетов – чек-листов пишутся статьи в мировые журналы. В компанию могут прийти с проверкой, и она обязана предоставить эти чек-листы с подписями врачей, их ID. Каждый больной кодирован, и только в корпорации знают, кому из них давали настоящее лекарство, а кому плацебо. Фирмы-гиганты могут все это оплачивать, а фирмы средних размеров – уже нет. Они априори в пролете.

В России таких денег никто не выделит – ни государство, ни сами производители. Я даже участвовал в такого рода исследованиях отечественных фармкомпаний. И видел, как им тяжело и насколько они ограничены в своих возможностях. Был разработан хороший препарат, его опробовали на довольно приличном количестве больных. Но им сказали, что для достоверности необходимо обследовать в 7 раз больше! И они не знали, где им на это найти деньги.

Другое дело – транснациональные компании, у которых многомиллиардные бюджеты. Им не трудно вкладывать огромные суммы в исследования, чтобы потом заработать еще большие суммы.

Так международные мегакорпорации захватывают мир. Мы видим, как сетевые гипермаркеты потихоньку выдавливают маленькие магазинчики, вынуждая их закрываться. Примерно то же самое происходит на рынках медицинской аппаратуры и фармацевтики. Сейчас там не может быть мелких и даже средних производителей. Для них единственный способ как-то выкручиваться – это оформлять лекарства как БАДы. Они не требуют строгого лицензирования. И лекарства-то могут быть неплохие, но проблема в том, что государственные больницы не имеют права закупать БАДы! Если мы это сделаем, то сколько к нам потом придет людей в погонах и в штатском!

При такой ситуации мы обречены плестись в хвосте западных компаний. Доходит до абсурда. В начале 2000-х годов у нас даже физраствор был немецкий. Вдумайтесь! Это 0,9-процентный раствор поваренной соли (NaCl) в дистиллированной воде. Мы вообще-то сами в подвале можем наладить его производство. Для этого нужно поставить дистиллятор, чтобы все было стерильно. И необходима соль определенной степени очистки, но это не проблема. Соль у нас в стране есть, вода есть. Раньше все больницы и аптеки делали свой физраствор. Но потом в эти аптеки пришли комиссии и закрыли все локальное производство физраствора. Если бы я был поставщиком физраствора из Германии, то постарался бы как-то отблагодарить тех, кто закрывал в России все эти производства. За то, что они расчистили мне рынок сбыта. Вообще-то это безумие. Страна, которая летает в космос, не могла сделать свой физраствор! Сейчас он у нас есть отечественный, слава богу. Что-то движется и с другими препаратами, но мучительно, с большим трудом.

Для отечественных фармацевтических компаний конкурировать с западными фармацевтическими гигантами – это как первокласснику драться с десятиклассником.

То же самое с производством медицинской техники. Нет концептуального понимания того, сколько нужно вложить в изделие денег и времени. Чтобы оно было доведено до ума и стало работоспособным.