Возвращение долга. Страницы воспоминаний

«Предательство» начиналось так. Позвонила директор «Петрополиса» Елена (!) Геннадиевна Павлова. Хотим, говорит, издать ваш трехтомник «Избранное» за счет субсидий Комитета по печати, согласны? Хотел бы я посмотреть на того, кто бы не согласился. Конечно, найдутся два-три писателя из зажравшихся москвичей, но я живу в Петербурге… Субсидии Комитета по печати – редкий шанс издать книгу за счет бюджета города. А тут тебе звонят домой и сами предлагают, да еще целых три тома. И издали. Даже денег заплатили. Не скрою – кошки на душе скребли в отношении «Лимбус Пресса», но… «Петрополис» в рабочем порядке выпускает мой однотомник «Детский сад» – рассказы и два давних романа, – а затем под общей обложкой роман-дилогию «День благодарения». Ну кто бросит в меня камень за предательство. И это еще не все! Елена Геннадиевна прочла рукопись нового романа «Одинокие в раю» и терпеливо выжидала больше года, пока журнал «Звезда» опубликует его. Роман. За что я ей очень благодарен.

Глава четвертая

Людям свойственно считать себя в глубине души особо исключительными. И прощать себе то, что ни в коей мере не прощают другим, находя для этого множество оправданий. Это органично для человека, как дыхание. Так, меня все больше разочаровывали поступки писателя, который считался моим другом. Мы с ним занимали общую позицию при многих обстоятельствах. Он нередко прибегал к моей помощи, даже если мне при этом приходилось кривить душой. Но неоднократно поступал довольно подло по отношению ко мне, как бы не замечая подлости своего поведения. Он хороший писатель, мастер гротеска с точным, узнаваемым почерком в каждом своем произведении, с удивительной работоспособностью. При этом он математически просчитывал свое поведение: где подлаживаясь и льстя начальству, прикрываясь «общей пользой», где задвигая в тень единомышленников, где помалкивая, когда требовался поступок. А когда и проявлял «поступок», то выделял его как личную заслугу, а не результат усилия всего коллектива. В своем неуемном эгоизме он пользовался любой возможностью, чтобы не упустить выгоды и, по возможности, без особого ущерба для себя. Все чаще и чаще вызывая оторопь у близких ему людей. Признаться, многие из них, включая и меня, не раз пытались воспрепятствовать его дерзости, но пасовали перед его обаянием и талантом. Почему я вспомнил о нем? Может, потому, что он реализовывал на практике то, что хотел бы реализовать я сам, да не хватало уменья?! Проще говоря: из зависти. А главное, из того же чувства «собственной исключительности»… И все же, и все же я продолжаю любить его за талант, за прошлое наше братство, за многие его мужественные поступки (ведь были, не отнимешь). Но в основном потому, что, воспитанному в кавказских традициях, мне трудно смириться с легкостью обращения с «кодексом товарищеской чести» многих здешних аборигенов…

* * *

Но есть люди, которые не так открыто проявляют чувство собственной исключительности, как мне казалось. Или нам просто не хватало времени общения, мы мало времени близко знали друг друга, хотя и были знакомы. Я имею в виду писателя Юрия Рытхэу. Слышал я о нем с тех пор, как вступил в Союз писателей, но не был знаком. Невысокого роста, со скуластым смуглым лицом и раскосыми глазами чукчи, он как-то не вызывал у меня желания подружиться, да и я у него такого желания не вызывал. Но в последние годы, сам не пойму почему, подружились. И как! Дня не проходило, чтобы не виделись или не созванивались. И я искренне жалел, что та случайная встреча в «Лавке писателя» и дальнейший променад по Невскому не случился раньше. Человек замечательной личной и писательской судьбы, изданный и переизданный во множестве стран и побывавший в этих странах, знал множество историй. А главное, умел их рассказать с юмором и печалью. Его рассказы и повести раскрывали удивительный быт малочисленного северного народа, своеобразного, как старые одесситы. Почему «одесситы», я поясню.

Юра предложил мне полететь на Чукотку, где отмечали его семидесятипятилетие. Подобного «боинга» я до сих пор не видел, полетав на многих самолетах в разных направлениях. Двухэтажный дворец с лифтом, с кафетерием, с каким-то миниатюрным цветником, с удобными креслами вокруг. Мы посиживали в этих креслах и травили анекдоты. «А вот был такой случай, – вспоминаю я. – Еврей обращается к знакомому: Рабинович, вы стали импотентом? Ну и как? – Как гора с плеч, отвечает Рабинович». «А у меня такой случай, – подхватывает Юра. – Чукча подошел к поезду и принялся лбом бодать все вагоны подряд: искал свой мягкий вагон. Или еще случай, в Ленинграде два товарища-чукчи сели в троллейбус. Один спрашивает кондуктора: скажите пожалуйста, я доеду до вокзала? Доедете, отвечает кондуктор. А я? – обеспокоился второй товарищ…» Перемежая известные нам случаи с дегустацией разных сортов коньяка, мы коротали время полета. Я с волнением ждал встречи с наивными и наверняка сердечными людьми…

* * *